Старик вдруг хлопнул себя по лбу, глупо захихикал, вспомнив что-то, схватил дрожащими руками старый глиняный кувшин с отвалившейся ручкой и поднес его к губам очнувшегося. Аданэй пил и никак не мог напиться: более вкусной и свежей воды он, казалось, не пробовал ни разу за всю жизнь. На самом-то деле вода была маслянистая, с легким привкусом гнили и тлена, но Аданэй этого не заметил. Напившись, он мгновенно уснул, а проснувшись, почувствовал себя значительно лучше.
Старик, увидев, что его найденыш открыл глаза, засмеялся бессмысленно и довольно, а потом закашлялся, захлебнувшись собственной слюной. Склонился над ним, рассматривая полубезумным взглядом, в котором читалась совершенно непонятная радость. Из приоткрытого рта опять свисла слюна, угрожая упасть прямо на лицо Аданэю.
Так продолжалось около недели. Старик ухаживал за раненым, как умел, делился жалкими объедками, которые подбирал в помойной яме. Для этого он специально, иногда подолгу, караулил у заднего входа богатых домов, ожидая, когда кухарки вынесут помойное ведро. Затем, довольный и счастливый, возвращался в свои трущобы. Впрочем, Аданэй находился не в том положении, чтобы привередничать. В конце недели он наконец смог подняться и даже осторожно проделать несколько шагов, после чего боль в груди заставила его вернуться на место.
За время, проведенное со стариком, Аданэй завшивел. Соломенная подстилка, на которой лежал, пропиталась запахом тлена и испражнений, и воняло от Аданэя, должно быть, ничуть не лучше, чем от той самой мертвецкой ямы, в которой по утверждению старика ему уже довелось побывать.
Странно, что рана в таких условиях не загноилась и быстро заживала. Должно быть, судьба проявила милосердие. Или это юный и сильный организм воспротивился смерти. Так или иначе, но скоро Аданэй смог ходить довольно сносно, и первым делом он отправился на поиски ближайшего водоема, в котором можно было бы худо-бедно вымыться и прополоскать остатки своей одежды. Люди в кварталах брезгливо отворачивались, зажимали носы, но Аданэя это не беспокоило. Ведь он впервые за несколько недель вдохнул полной грудью, увидел небо, и уже от этого чувствовал себя почти счастливым. Несмотря ни на что, он остался жив, и это – главное.
Наткнувшись на колодец, он кое-как ополоснулся ледяной водой и пошел бродить по окрестным улицам. Достал немного сносной пищи: своровал, если уж быть точным. Неожиданно для себя Аданэй обнаружил, что для кханади, выросшего в богатстве и праздности, весьма неплохо приспособился к уличной жизни. С добытой едой вернулся в хижину и щедро поделился со стариком, ибо, чем еще он мог сейчас отблагодарить своего спасителя.
Скоро Аданэй понял, что находится в крохотном провинциальном городке на окраине Отерхейна. Урич – так назывался город, – больше походил на поселок. Небольшая площадь в центре, пара харчевен и постоялый двор, несколько богатых домов, остальные – бедные хижины и полуистлевшие трущобы, подобные той, в которой доживал свои дни старик.
Подзаработать на еду и одежду в таком местечке удавалось, только выполняя тяжелую работу, поэтому иногда приходилось и воровать. Зато спустя время Аданэй сумел устроиться помощником к одному купцу – мелкому, конечно, но иных здесь и не водилось. Обязанности оказались несложными: он вел переписку, поскольку сам купец не умел ни читать, ни писать, следил за товаром и вносил записи в счетную книгу. Он мог стать и наемным воином – это выглядело бы достойнее, чем прислуживать простолюдину, – но кханади опасался, что кто-нибудь из сотников или тысячников узнает его и донесет Элимеру, а потому предпочел не рисковать.
Аданэй пытался выяснить, что происходит в Отерхейне, расспрашивал людей, прислушивался к сплетням, и очень скоро понял, что за время, пока он выздоравливал, Элимер успел расправиться с большей частью поддерживающей его знати. То тут, то там, он слышал о казнях, пронесшихся по империи.
Эти слухи надолго лишили его надежды. В апатичном отупении, отгоняя от себя воспоминания о прошлом и мысли о будущем, Аданэй и не заметил, как пролетел почти год. От сонного оцепенения пробудился неожиданно для самого себя и осознал, что пора убираться из этой дыры. И лучше всего за пределы родной империи, в одну из соседних стран. Там он хотел договориться с кем-то из правителей, поскольку понимал: сидя в Отерхейне ничего сумеет сделать, ведь Элимер на диво быстро укрепил свою власть. Даже в таком захолустье как Урич только и говорили, что о нем и о начавшихся военных походах; в сонном городке это было единственной новостью.
Поразмыслив, Аданэй решил перебраться в Тилирон – княжество достаточно большое и сильное, к тому же расположенное довольно близко к Отерхейну, чтобы кханади хватило накопленных денег и на лошадь, и на еду с ночлегом.
Однако его планы в очередной раз не сбылись. Насмешница-судьба все решила по-своему. Аданэй не замечал приближения беды, не замечал странных взглядов старика и его бесконечного бормотания, принимаемого им за обычный старческий бред.