Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Я и не помню толком. Я даже не помню, как оказался здесь. Шел без цели, бродил, ввязывался в драки, надеялся, что меня убьют. Не повезло. А потом почуял, что ты меня ищешь, вот и задержался в этой деревне, ждал тебя и напивался каждый день. Больше ничего.

— Знаешь что, — скривился в ухмылке Элимер, — а я не стану тебя убивать. Ты такой жалкий… Я и впрямь победил. Ты прав — я победил. Моя месть удалась без моего участия. И я не подарю тебе забвения. Мне нравится видеть твои муки.

— Убей, — прошептал тот, выжидающе уставившись на брата. — Убей, Элимер.

— Нет! Однако кое-что я тебе обещаю. То, что не завершил тогда, — он гадко усмехнулся, вынул меч и, поднеся острие к щеке Аданэя, закончил фразу: — Несколько шрамов, ведь ты помнишь? Это даже приятнее, чем твоя смерть. Но перед этим ответь мне на один вопрос, раз уж мы беседуем здесь по-братски. Моя ненависть к тебе понятна. Но ты? Мне всегда было любопытно: до того, как я стал кханом, и у тебя появился повод, за что ты меня ненавидел? Тогда, в детстве?

Аданэй посмотрел на Элимера недоуменно. Кажется, приставленный к щеке меч ничуть его не волновал.

— Ненавидел? Нет. Пока ты не стал кханом, нет. Ты не поверишь, сейчас я и сам с трудом в это верю, но… я даже любил тебя тогда. Ты был моим младшим братом, и да — я тебя любил. Хотя старался не показывать. Потому что еще я завидовал, злился. И я, помнится, удивился твоему предательству… Ну, тогда я воспринял это как предательство: твою ложь и этот поединок. Потом-то я понял: ты все это видел по-другому…

Эти слова обрушились на Элимера подобно стихиям, которые недавно властвовали в мире. От неожиданности он даже отвел меч в сторону. И венец боли разомкнул жестокие объятия, и сила, что до сих пор вела его, отпустила. Но ведь именно на это он и рассчитывал, ведь именно поражение Аданэя должно было избавить его от мук! Но вместо того, чтобы закончить все смертью брата, вместо того, чтобы хотя бы изуродовать его, он выдавил лишь потрясенное:

— Что? Чему ты мог завидовать?

— Твоя мать так любила тебя… А потом твоя бабка. Меня никогда и никто так не любил. Я завидовал.

— Зато отец души в тебя не чаял!

— Не во мне. Во мне он любил только продолжение моей матери. И, наверное, еще свою вину чувствовал…

— Что за ерунда? Какую такую вину? А насчет матери… Разве я не был таким же ее продолжением, как ты?

Аданэй, ошеломленно вскинув брови, уставился на Элимера так, словно тем овладело опасное безумие:

— А не слеп ли ты? — спросил он. — Неужели ты все это время думал, будто мы с тобой сыновья одной матери?

Теперь пришел черед Элимеру удивляться. Хотя, если уж честно, весь этот разговор и так вызывал у него сплошное удивление.

— Вообще-то да, — кивнул он. — У меня даже мысли не возникало, что…

— Что кханне Отерхейна не моя мать? Но это правда.

— И кто же… кто же твоя мать? Где она сейчас?

— Понятия не имею где. Да мне и неинтересно. Она была наложницей, которой захотелось большего, чем просто согревать ложе кханади. Она решила стать благородной госпожой. Вышла замуж, а от меня избавилась. Я для нее был только уродливым ублюдком — так она сказала, когда отдала меня нашему отцу. Вообще-то сначала она хотела меня убить, но отчего-то передумала. На свою голову. И на мою. Лучше бы она сделала это тогда. Это было бы лучше для всех. Мне обо всем нянька рассказала, давно, еще в детстве. Когда я вырос, то отомстил Ильярне — так звали мою мать. Но теперь это все уже неважно…

— Ильярна? — в голове Элимера услужливо всплыла картинка: красивая женщина, которая спрашивала об Аданэе.

— Удивительно, да? Я назвал этим именем свою дочь. Сам не понимаю почему.

— Она спрашивала о тебе. Перед тем, как пыталась меня убить.

— Кто?

— Твоя мать. Эта Ильярна. Как же я сразу не догадался? Я думал, она одна из твоих любовниц.

— Понятно… Не ожидал, — безразлично откликнулся Аданэй.

— Что тебе понятно? — Элимер был далеко не так спокоен, как брат: слишком много удивительных открытий свалилось на его голову: — Если бы она видела в тебе лишь уродливого ублюдка, не рисковала бы жизнью ради того, чтобы узнать о твоей судьбе!

— Ну, к тому моменту она уже перестала видеть во мне ублюдка, тем более уродливого, — ехидно усмехнулся Аданэй, на мгновение напомнив прежнего себя. — Я же говорю, я ей отомстил. Она запомнила.

— Как отомстил?

— Да какая тебе разница?! — разозлился вдруг Аданэй. — Почему я должен удовлетворять твое дурацкое любопытство?! Перед смертью я бы еще мог… Но теперь, когда ты даже убить меня не хочешь — с какой стати?

Элимер промолчал и вложил меч обратно в ножны. Ему действительно не хотелось убивать брата. И даже уродовать. Теперь — нет. Слишком многое стало вдруг понятным, в том числе причины детских ссор, издевательств и насмешек. Он полагал себя обиженным ребенком, но оказалось, его брат чувствовал себя немногим лучше. Да и борьба за престол и власть отпала сама собой. Отерхейн в руинах, Илирин в руинах — за что теперь воевать? Аданэя, похоже, и вовсе не интересовало ни одно из государств. Кажется, его вообще ничто не интересовало.