Гибель пилота

– Можете познакомить меня с каким-нибудь журналистом, который всех знает? Я дам вам представить себя как английского журналиста; думаю, что мог бы сыграть эту роль перед иностранцем. А можете рассказать ему правду, но перед редакцией «Газетт» я, конечно, хочу предстать в образе журналиста.

– Я понял. Я знаю подходящего человека – Андрэ Клера. Я расскажу ему правду, так будет лучше. Он сможет вам помочь.

Андрэ Клер, веселый и остроумный стройный человек, выглядевший по-изысканному хрупким, оказался более, чем полезным. Брей объяснил, что ему особенно хочется встретиться с человеком, ответственным за подозрительную колонку в «La Gazette». Клер решил, что это, должно быть, Молинью, редактор светской хроники, так как колонка в основном состояла из новостей о светских львах и львицах. Молинью часто можно было застать в кафе «Унгрис». Клер возьмет туда Брея, и, если Молинью окажется там, они смогут познакомиться. А остальное он оставит на Брея.

Казалось, что Клер получал удовольствие от этого дела, и он выразил неправдоподобно сильное удивление, увидев Молинью, и разразился маленьким панегириком, представляя тому своего собрата по перу, Бернарда Брея.

Французский Брея был недостаточно хорош для того, чтобы присоединиться к веселой болтовне, которой Клер весело обменивался с Молинью, обсуждая политиков, упоминая их лишь по прозвищам. Так что вместо того, чтобы вступить в беседу, Брей принялся изучать Молинью: высокого, стройного, светловолосого человека нормандского типажа. Конечно, выражения лиц иностранцев всегда трудно понять, но Молинью не выглядел преступником. Совсем.

У Брея появился шанс, когда Молинью начал поддразнивать Клера из-за некоего ошибочного и излишне драматичного утверждения последнего. Брей присоединился к беседе, насколько позволял его французский.

– Даже «La Gazette Quotidienne» не всегда безупречна. Я заметил это три дня назад, когда была напечатана заметка о том, что кронпринц Коссовии должен открыть завтрашний чемпионат по велоспорту, тогда как он все еще находится в Южной Америке.

– Я тут не при чем, – рассмеялся Молинью.

– Нет-нет, Жюль, ты не можешь, – вставил Клер. – Я знаю, что ты ведешь эту колонку, поскольку ты был так добр, что время от времени публиковал в ней небольшие заметки о моих друзьях-актрисах.

– И вот какую благодарность за это я получаю! – улыбнулся Молинью. – Но это правда. Понимаете, у хозяина газеты есть странная прихоть. Он присылает мне небольшие сообщения, вне сомнений о его друзьях или о людях, с которыми он хочет подружиться, а я должен помещать их на вершине колонки. А у кого больше прав решать, где находиться таким материалам, как не у хозяина?

– Но можно хотя бы исправлять ошибки хозяина, – предположил Брей. – Или он никогда не ошибается?

– Это самая нелепая часть истории. Однажды он написал, будто та утомительная женщина, наследная герцогиня Джорджины, должна была что-то делать, но я знал, что указанная дата была ошибочной. Я исправил ее на правильную. Ну и переполох поднялся, прямо паника! Я еще никогда не слышал тех выражений, которыми меня называл мэтр Роже; похоже, он получил их от хозяина по телефонной линии Лондон-Париж. С тех пор те заметки идут в печать без проверки.

– Странный тип, ваш хозяин, – заметил Брей. – Что он за человек?

– Даже не представляю, – осторожно ответил Молинью. – Он – практически легенда. Он постоянно собирается прийти в офис, чтобы встретиться с редакцией, но до дела так и не доходит. Нам сказано, что он богатый американец, но кто он и как его зовут мне так же неизвестно, как и вам.

Окончив dejeuner[20] и попрощавшись с двумя журналистами, Брей отправился в неторопливую прогулку по Булонскому лесу, чтобы подумать. Он был сбит с толку услышанным. Если Молинью говорил правду, то на редакцию не оказывалось влияние извне. Напротив, ответственность за все нес собственник газеты. Во всяком случае, колорит делу придавало то, что хозяин газеты не был известен даже Сюрте, так как принял меры предосторожности, чтобы остаться в тени. «Богатый американец» мог быть мифом. Он мог быть одним из эксцентричных парижан. Но тогда зачем весь этот фантастически сложный и дорогой механизм публикации сообщений, когда их можно было размещать и в «Таймс» за пятнадцать шиллингов? Также зачем и почему потребовалось подкупать парижского нотариуса с хорошей репутацией?

Конечно, Молинью мог соврать. Он мог заподозрить Брея, например, откуда-то зная, что такое же имя принадлежит детективу, но это очень маловероятно. Тем не менее, если это так, то понятно, почему он постарался обелить себя и бросить тень подозрения на неизвестного владельца газеты. Но Брей не верил в такую хитрость. Объяснение было таким простым и быстрым, безо всякой перемены в голосе.