Гибель Пушкина. 1831–1836

Между тем образовалась новая немецкая литература по образцам старинной английской и западной литературы Средних веков. Английская литература также приняла другое направление, очистившись от древнего варварства в горниле XVIII века и удержав народные формы. Этим литературам придали название романтической в память романского языка и поэзии, служащей, так сказать, цементом для спаяния разнородных частей в литературе — английской и германской. Французскую школу XVIII века, в противоположность новой, назвали классическою. — В Европе настало борение двух литератур, борение форм с свободою языка и волею воображения. В целой Европе все, что только сильно чувствовало и мыслило, приняло романтическую литературу, которую можно назвать также народною, потому что предметы в романтической литературе избираются преимущественно из народной истории, народных нравов и обычаев. В чужих предметах сохраняется также национальность. Греки должны быть греками, а не французами; русские — русскими, немцы — немцами, со всеми их поверьями, страстями, заблуждениями и понятиями об истине.

У нас первый В. А. Жуковский ввел романтическую поэзию. Ему принадлежит эта честь и слава. А. С. Пушкин, при всей своей оригинальности, есть только следствие Жуковского. Пушкина создал не Гёте, не Шиллер, не Байрон — но Жуковский. Когда Пушкин стал писать, вдохновенный русскою природою, он знал только Жуковского, а Жуковский знал уже и изучил Гёте, Шиллера и Байрона. Первый опыт Жуковского, «Кладбище» из Грея, изумил нас. Это был неведомый дотоле язык. «Светлана» составила эпоху и есть первый основный камень русской национальной поэзии. Пушкин не есть подражатель Жуковского, но ученик с собственною оригинальностью. Все подражатели Жуковского и Пушкина несносны в высшей степени, и нет между ними ни одного, который бы хотя несколько приблизился к своим подлинникам. Это плохие литографии Рафаэлевой Мадонны.

Я упомянул здесь только о коноводах, или о воеводах, русской литературы. Разумеется, что они вели за собою целые легионы сподвижников. Мы видели блеск их оружия, слышали их возгласы — но не знаем их имен или, лучше сказать, не хотим их знать. Слава воинства сосредоточена в славе их военачальника. ‹…›

Северная пчела. 1836. № 11, 15 января

О. И. Сенковский «Вастола, или желания». Повесть в стихах, сочинение Виланда. Издал А. Пушкин С.-П<етер>бург, в тип<ографии> Д<епартамента> внешней торговли, 1836, в 8, стр. 96

Певец «Кавказского пленника» сделал в новый год непостижимый подарок лучшей своей приятельнице, доброй, честной русской публике. Та, которая любила его как своего первенца, любила так искренно, так благородно, так бескорыстно; та, для чьего сердца имя его было нераздельно с драгоценнейшею вещию в мире — славою своего отечества, та самая, в возврат за все свои нежные чувства, заслуживающие всякого уважения, получила от него, при визитном билете, «Вастолу» с двусмысленным заглавием. Первым ее движением было — посмотреть в календарь, не пришлось ли в нынешнем году в Новый год первое апреля. Нет! первое апреля будет первого апреля, а теперь начало января, время излияния дружеских чувствований, время поклонов с почтением и всяких маскарадов. Бедная русская публика не знала, что делать, — гневаться ли за эту мистификацию, или приказать «кланяться и благодарить и в другой раз к себе просить»?.. Посланец отпущен был без ответа.

Для многих еще не решен вопрос о «Вастоле». Каждый толкует по-своему слово «издал», которое, как известно, принимается в русском языке также в значении — написал и напечатал. Одни утверждают, что это действительно стихи А. С. Пушкина; другие, что они не его, а он только их издатель. Трудно поверить, чтобы Пушкин, вельможа русской словесности, сделался книгопродавцем и «издавал» книжки для спекуляций. Мы сами сначала позволили себя уверить, что Александр Сергеевич играет здесь только скромную роль издателя, но один почтенный «читатель» убедил нас в противном. Зашедши в первых числах января в книжный магазин С***, чтоб купить себе «Вастолу», мы застали там одного депутата от публики, одного читателя, который пришел туда с той же целию. Он держал в одной руке «Вастолу» и пробегал ее глазами по неразрезанным листам, а в другой, протянутой к приказчику магазина, — красную ассигнацию. Совестливый книгопродавец, прежде чем взять деньги, спрашивал читателя, знает ли он, что такое покупает: «Если вы хотите купить поэму Пушкина, — говорил благородный приказчик, которого за это в нынешнем же году надобно представить к Монтионовым премиям за добродетель, — то я должен предостеречь вас, что вы ошибаетесь: это не Пушкина сочинение-с!» Читатель посмотрел на него с изумлением и вскричал:

— Как не Пушкина? Ба!.. будто бы я Пушкина стихов не знаю!..