Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972

Скажем прямо, это кино оказалось не по зубам ни руководству Госкино, ни рядовому зрителю. И если «Андрей Рублев» поражал своей экспрессией и натурализмом (как мы помним, из-за присутствия последнего к фильму были серьезные претензии у цензуры), то «Солярис» являл собой диаметрально противоположное произведение: весьма неторопливое (а фильм длился 2 часа 50 минут) и почти начисто лишенное какого-либо натурализма. Поборники интеллектуального кино тут же записали фильм в шедевры, однако подавляющая часть зрителей ничего толком в нем так и не поняла. Отсюда и результат – всего 10 миллионов 500 тысяч зрителей, то есть фильм едва окупил затраты на него (а это около полумиллиона полновесных советских рублей), а прибыли вообще не принес. Правда, речь идет только о финансовой прибыли внутри страны, поскольку за границей фильм был оценен иначе – его премировали на кинофестивалях в Каннах и Карловых Варах, после чего закупили для проката в ряде стран (а это – твердая валюта).

Однако в тех же Каннах реакция зрителей на фильм была идентична советской реакции. Вот как об этом вспоминает очевидец – актер Донатас Банионис, который играл в фильме главную мужскую роль – Криса:

«С конкурсного просмотра многие уходили, а в сцене города будущего раздавались даже смешки (эти кадры Тарковский снимал в Токио. – Ф. Р.)... В одной рецензии утверждалось, будто бы Тарковский – прекрасный моралист, но не подлинный кинематографист. Помню и спор в консульстве Западного Берлина, категоричное мнение местной дамы: король гол, а вы все просто прикидываетесь! Особенно обидной была позиция некоторых наших крупных мастеров кино. Зная про официальные гонения на Тарковского, они публично, правда, его не порицали, зато в кулуарах часто давали волю своему раздражению. Думается, оно было вызвано даже не их завистью, не враждебностью, а демонстративной независимостью Тарковского, задевавшей их собственные комплексы: они были слабее, приспосабливались, делали, что «нужно народу», внутренне в это не веря...»

По поводу своего места в искусстве сам Тарковский позднее заявит следующее:

«Такой режиссер, как Спилберг, всегда привлекает огромную публику, его фильмы приносят ему баснословные деньги, но он не художник, и его фильмы не искусство. Если бы я снимал такие фильмы – во что я не верю, – я бы умер со страха. Искусство – это как гора: есть вершина горы, а есть внизу расстилающиеся холмы. Тот, кто находится на вершине, не может быть понят всеми.

В мои задачи не входит завоевание публики.

Самое важное для меня – это не стать понятым всеми. Если фильм – это форма искусства – а я уверен, что мы можем согласиться с этим, – то не нужно забывать, что художественное произведение не является товаром потребления, а скорее тем творческим максимумом, в котором выражены различные идеалы эпохи. Идеалы никогда нельзя сделать доступными для всех. Для того чтобы хотя бы приблизиться к ним, человек должен расти и развиваться духовно...»

У Тарковского и в самом деле была особенная позиция в советском кинематографе. Как и у всякого гения, у него была масса врагов и недоброжелателей. Чиновники Госкино не любили его как за независимость в суждениях и поступках, так и за сложность киноязыка (большой прибыли в казну его фильмы не приносили, а чаще даже были убыточными). Коллеги завидовали его таланту, а также тому, что государство носится с ним как с писаной торбой – то есть при убыточности его искусства субсидирует самые сложные его проекты (взять тот же «Солярис», для которого, как мы помним, на «Мосфильме» была построена огромная декорация космического корабля, на которую ушли средства сразу нескольких малобюджетных картин). Что касается широкого зрителя, то он фильмы Тарковского попросту не понимал и после «Соляриса» вообще перестал на них ходить.

И все же, как это ни парадоксально, но несмотря на всю сложность творческой судьбы Тарковского в СССР (хотя какому гению и где бывает легко?), он был плотью от плоти именно советского кинематографа. Исповедуя идеи некоммерческого искусства, он давал возможность таким деятелям, как Тарковский, долгие годы творить, невзирая на то что их творчество было убыточным. Сегодняшние биографы Тарковского сетуют на то, что режиссеру не давали спокойно работать и не оплачивали достойно его труд (после провала «Соляриса» он даже вынужден был жить в долг). Однако выскажу парадоксальную вещь: если бы не те трудности, которые сопровождали карьеру этого режиссера на протяжении долгих лет, он никогда бы не стал тем Тарковским, которого мы все знаем. То есть, с одной стороны, давление цензуры прибавляло ему рубцов на сердце, но в то же время помогало ему наращивать творческие мускулы, шлифовало талант, доводя его до совершенства. В этом и заключался трагизм судьбы этого режиссера: ему было нелегко в рамках советской системы, но именно это придавало ему дополнительные силы в борьбе за те идеалы, которые он исповедовал в жизни и в искусстве.