Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972

Целый ряд сцен во второй половине материала требует серьезного авторского и редакторского осмысления. Если первые сцены с Верещагиным производят приятное впечатление, то во второй половине материала следует подумать, нужен ли разговор Верещагина с Суховым через стенку бака, нужно ли такое количество драки Верещагина на баркасе, когда драка выглядит весьма пародийно, опереточно, а беспокойства, напряжения от предполагаемого взрыва баркаса нет, так как он плохо подготовлен. Также не подготовлена опасность взрыва гарема подпоручиком.

В фильме должно быть поменьше крови.

Фильм выиграет, если в сценах Сухова и гарема, которые еще будут сниматься, появится лирика (это относится особенно к финальному прощанию) и юмор. Учитывая, что актер Кузнецов не получился в фильме «суперменом», нужно подумать над тем, не убрать ли «суперменские» характеристики Сухова…»

Решением руководства ЭТО срок сдачи фильма продлили до 29 мая. Однако дальнейшие события стали развиваться таким образом, что доделывать и окончательно сдавать картину едва не пришлось другому режиссеру, поскольку с Мотылем внезапно договор решили расторгнуть. Почему? Сам режиссер уверен, что это были происки М. Качаловой и ее сторонников в Госкино, которые продолжали ему не доверять и боялись, что в новой экспедиции он опять снимет что-то не так. Отсюда якобы и желание перестраховщиков пригласить в картину более благонадежного режиссера. Им должен был стать Владимир Басов, который только что закончил работу над патриотическим фильмом про чекистов «Щит и меч». Но Басов от этого предложения наотрез отказался, причем… в знак солидарности с Мотылем. (Позвонив ему домой, Басов возмущался: «Что я им, шакал, что ли?»)

После отказа Басова было принято решение… смыть весь отснятый материал. Мотыль в надежде остановить это решение отправился к Чухраю (тот в те дни монтировал свою документальную ленту «Память» про Сталинградскую битву), но он встретил его холодно, разговаривал через спину короткими репликами. Ничего удивительного в таком поведении руководителя ЭТО не было: как мы помним, он давно не верил ни в Мотыля, ни в его картину. И тогда Мотыль прибег к последней возможности изменить ситуацию в свою пользу. Он написал письмо самому министру кинематографии Алексею Романову. Процитирую отрывок из этого письма:

«Фильм „Белое солнце пустыни“, отснятый на 2/3, законсервирован и может не завершиться вообще. Между тем это одна из попыток творческого освоения „вестерна“ в нашем кинематографе, которая сулит широкий зрительский интерес, рассчитана на прокатный эффект, на большую прибыль.

Не только уже истраченные почти 400 тысяч рублей заставляют меня просить Вас о приеме. Я хотел бы при встрече рассказать Вам, на чем основана моя вера в зрительский успех будущей картины, а также познакомить Вас с той необходимой и важной сегодня воспитательной идеей, которую я стараюсь пронести в этой картине…»

Министр письмо получил, однако режиссера не принял: то ли не нашел свободного времени, то ли доверился мнению хулителей картины. Казалось, что участь фильма решена. Но тут в дело вмешалось само Провидение в лице Министерства финансов. Оно наотрез отказалось списывать убытки (те самые «почти 400 тысяч»), поскольку к 68-му году на киношной «полке» уже успело накопиться несколько других картин. «Мосфильм» стал перед серьезной дилеммой: что делать? В итоге на окончательном совещании в Госкино, состоявшемся весной 69-го года, зампред Владимир Баскаков подводит итог этим мытарствам: «Производство придется завершить. И Мотыля на картине оставить».

После этого решения Мотылю было от чего удивиться. Ведь всего лишь год назад тот же Баскаков клялся, что «режиссера Мотыля в кино больше не будет» (сказано это было после скандала с предыдущим фильмом режиссера «Женя, Женечка и „катюша“). И вдруг — такой крутой поворот. Причем не последний, поскольку Баскаков чуть позже принял самого Мотыля с отснятым материалом и не высказал по поводу увиденного никаких претензий (это рандеву организовал приятель Мотыля еще по работе на Свердловской киностудии Вадим Спицын, который был также и приятелем Баскакова — они познакомились еще на фронте и вместе закончили войну в Австрии). После просмотра Баскаков удивленно заявил: „Материал как материал. На „Мосфильме“ бывало куда хуже“.

Таким образом высокопоставленный чиновник Госкино помог фильму, заставив замолчать его противников. Более того, Госкино согласилось выделить дополнительные средства для завершения работы над картиной. В итоге вскоре съемочная группа отправилась на последние натурные съемки в Туркмению, где и завершила работу над фильмом (отметим, что по решению Баскакова курировал этот этап работы Вадим Спицын).