Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972

Несмотря на постигшую его неудачу, Куросава не терял надежды все-таки снять что-нибудь в Голливуде. В итоге спустя год компания «ХХ век — Фокс» предложила ему осуществить новый проект. Куросава с радостью согласился и на этот раз предложил совсем другое кино — фильм «Тора! Тора! Тора!» («Тигр! Тигр! Тигр!»), где речь шла о нападении японцев 7 декабря 1941 года на американскую военную базу в Пирл-Харбор. Американцы согласились, видимо, в надежде, что Куросава снимет вполне проамериканское кино. Но вышло иначе. Куросава стал снимать этакую японскую «Проверку на дорогах». Поняв это, американцы стали чинить ему всяческие препятствия. Далее послушаем рассказ самого режиссера:

«У американцев более практичный подход, и они стесняли меня в творческой свободе. Их раздражало, что я долго думал. Главное же, что их не устраивала задуманная мною тема — показать, что и среди японцев многие были против войны, что их вынудили воевать. Американцы хотели представить войну как цирковую программу — с эффектными, вызывающими аплодисменты сценами. Я же считаю, что такие картины должны вызывать страх, ужас и ненависть к войне. По разным пустякам стали возникать сложности, актеры по непонятным причинам начали уходить. Я нервничал и в декабре 1968 года прервал съемки. Их продолжили другие, а американцы объявили, что у меня нервное расстройство. В действительности дело было не в этом, а в разладе с ними…»

Кстати о нервном расстройстве. Тогда и в самом деле в киношном мире ходил слух о том, что на почве этого конфликта Куросава совершил попытку самоубийства — пытался перерезать себе горло ножом. Однако в последний момент рука режиссера дрогнула и рана оказалась несмертельной — врачам удалось спасти Куросаву. Вскоре он поправился и за 28 дней снял в Японии один из лучших своих фильмов — «Под стук трамвайных колес» (эта картина была показана вне конкурса на Московском кинофестивале в 1971 году).

Наивно предполагать, что история с Куросавой единственная такого рода на Западе. Ущемление творческих свобод в западном киношном мире было не менее жестким, чем в СССР. И цензура там свирепствовала та еще. Взять хотя бы такую тему, как война во Вьетнаме. Она длилась более 10 лет (1962–1973), однако за это время в США ни один кинорежиссер не решился подступиться к этой теме, поскольку не давали. Дали только бравому ковбою Джону Уэйну, поскольку в его политической лояльности власти не сомневались. И они не ошиблись: в 1968 году Уэйн произвел на свет художественный фильм «Зеленые береты», где американская армия во Вьетнаме была представлена в виде миротворческого Корпуса спасения. Так что появись там свой Алексей Герман, то его наверняка бы задушили в зародыше. А у нас он получил возможность снимать и, хотя его фильм был положен на полку, однако его не уничтожили (не смыли), в результате чего он благополучно дожил до своей премьеры.

За державу не обидно

Между тем именно взлет патриотизма в СССР родил на свет не только эпопею Юрия Озерова, но и целый ряд других фаворитов кинопроката-70. Например, 2-е место занял фильм Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни». На первый взгляд — типичный истерн о борьбе красных с басмачами в Средней Азии, коих в советском кинематографе в ту пору начали снимать десятками. Однако это только на первый взгляд. При более внимательном рассмотрении фильм оказывался намного глубже по мысли, чем казалось поначалу: в нем в одно целое сплелись народный эпос, лубок, трагедия и даже комедия. И герои его были под стать русскому фольклору: трое защитников сирых и угнетенных — красноармейцы Сухов и Петруха, таможенник Верещагин, — а также примкнувший к ним абориген Саид. Ведущую скрипку в этом квартете играл Сухов (актер Анатолий Кузнецов): в меру плут, в меру философ, а на деле — настоящий супермен. Под стать ему был и Верещагин (актер Павел Луспекаев), образ которого был будто срисован с былинного русского богатыря: та же косая сажень в плечах, те же кулаки с бычью голову, те же усы вразлет, как у другого былинно-киношного героя советских времен — Чапаева.

Отметим, что фольклорная начинка фильма позволила смикшировать его большевистский пафос, сделав его универсальным шедевром для всех категорий населения. Отсюда и результат: 50 миллионов зрителей и безоговорочная поддержка почти всех профессиональных критиков одновременно — как либеральных, так и патриотических.