Обсуждение ситуации в стране, как и ожидалось, было тяжёлым и острым. Пожалуй, наибольшим накалом отличались выступления из республик. Они проходили под доминантой независимости, критики центра, ликвидации союзных структур и т. д. Даже такие разумные люди, как Акаев, поддались общему настроению.
Со стороны республик поднимается волна недовольства действиями российского руководства, критикуют и Президента СССР, что он действует якобы под диктовку россиян»[278]
.В изложении другого члена Политбюро ЦК КСС, присутствующего на сессии, Виктора Ивановича Воротникова, Горбачёв «повторяет своё заявление, что он сложил с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС и предложил ЦК самораспуститься. Считает необходимым осуществить меры по стабилизации обстановки, не допустить взрыва реваншизма. Говорит, что переворот не грянул неожиданно. Его предвестники были в выступлениях в печати, на Пленумах ЦК, на съездах. Заговор зрел. Однако необходимых мер по защите конституционного строя не было принято. Мы проявили либерализм и снисходительность. Я это отношу прежде всего к себе. Причина в том, что мы долгое время колебались, не перешли по-настоящему к решительным демократическим преобразованиям в экономике. Мучительный характер проведению реформ придало промедление с ликвидацией партийной монополии на власть. Старая система мешала движению вперёд»[279]
.Президент на сессии пообещает: «Никаких колебаний, никаких соглашений в дальнейшем с моей стороны не будет. Переворот – это урок».
Михаил Сергеевич действительно очень боялся сведения с ним счётов. 26 августа ближайший помощник президента А. С. Черняев в своём дневнике записал: «Народ (толпа) Горбачёва просто ненавидит. Это он чувствует. Говорил мне, что “все эти” (т. е. Ельцин и компания) сознательно усугубляют дестабилизацию, пользуясь ненавистью и раздражением людей, чтобы взять власть» [280]
.М. С. Горбачёв в этот момент был готов на всё, чтобы сохранить своё положение и в первую очередь начал сбрасывать ставший ему лишним груз – партию, правительство…
«Президент стал отступать, отходить от управления страной, отпускать рычаги, ослаблять связи, скреплявшие Союз. Говоря об объединении, сразу же представил карт-бланш республикам на ещё более радикальные шаги по разъединению страны. На наших глазах Горбачёв терял позиции лидера государства. Он искал, на что и на кого опереться Оставалась только возможная поддержка республик. С ними он и заигрывал. Это уже был не президент страны с огромными полномочиями, а человек, стремившийся добиться для себя мало-мальски достойного места наверху пирамиды власти»[281]
.