И вот сидит такой директор предприятия, за которого раньше всё расписывали: откуда что придёт, куда что уйдёт, сколько денег на зарплату можно потратить, сколько на закупку и ремонт оборудования, сколько на инвестиции, а сегодня сказали, мол, сам думай, на что тратить в первую очередь, на что в последнюю. И думает директор: “У меня же рабочие без денег сидят”. Да, делать им вроде стало нечего, но ведь и жить на что-то надо людям. А ещё нужно цех достроить, чтобы новую продукцию выпускать. Только вот кому она, эта новая продукция, будет нужна и сможет ли тот, кому окажется нужна, за неё заплатить? Раньше как было просто: сказали построить, выделили деньги – построил. Сказали произведёшь это, отправишь туда – выпустил и отправил. А сегодня мне за всех голову ломать? Да пошли они все! Лучше площадь кооперативу сдам в аренду, будут колбасу там вертеть, сигареты набивать, на майках надписи печатать, а деньги, что с них получу, буду своим работягам приплачивать, да и себя не обижу. Кстати жена (сын, дочь…) давно хотели заработать денег. Тем более эти меня не обманут…” Так оно и пошло.
Так жизнь наказывала за попытки внесистемного, фрагментарного решения системных проблем, обнажая подводные камни, которые на этапе разработки и написания закона были не видны, а подчас и не могли быть видны. Вместо подготовки населения (и производственников прежде всего) к рыночной экономике, обучению её правилам и законам, создания этих правил и законов, институтов рыночной инфраструктуры… все политические течения и группы, все госструктуры и общественные организации агитировали друг друга “за рынок”, Доказывали друг другу, как плохо сейчас и как хорошо будет “при рынке”. В этой обстановке правительство тоже не поднялось до политического уровня, обеспечивающего лидерство в движении к рынку. Полагали, что это дело КПСС, а наша задача – правильную, нужную идею изложить чётко, ясно, понятно, подобрать такие формулировки, чтобы их нельзя было переиначить. У нас же сплошь и рядом в законе написано одно, а трактуется это совсем не так, как предполагали составители. Вот и я в том числе искал такие формулировки, чтобы получалась, как мы её между собой называли, “дуракоупорная конструкция”, не допускающую двоесмысленного “вольного” трактования, которую нельзя прочитать и истолковать иначе, чем записано. Пытались прорвать знаменитую российскую традицию: “Закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло”. Только вот действительность оказывалась сложнее наших представлений о ней и всё время норовила не двигаться плавно в предначертанном русле, а свернуть куда-то в сторону, подчас противоположную.
Это не камень в персональный огород Горбачёва, это ошибка всех, кто в то время входил в элиту принимающих решение, в которую некоторое время входил и я. Если затеваешь радикальные перемены, не худо бы понимать, как у тебя устроена и работает экономика, думает и живёт население, устроена и существует страна».
Естественно, экономическая реформа натолкнулась на монополизм стоящих над предприятиями министерств и ведомств.
Не последнюю роль сыграл и «парад суверенитетов», обозначавшийся в верховенстве республиканских законов над союзными и местных над республиканскими. «Всё разрешено, что не запрещено» – эпохальное выражение Михаила Сергеевича, преподнесённое как освобождение предприятий от жёсткого централизованного управления, родило волюнтаризм предприятий. При этом на смену волюнтаризму партийных органов пришёл волюнтаризм Верховных Советов Союза и республик, советов областей и районов.
Вот причины, породившие кризисное состояние экономики, с точки зрения советского банкира, отвечающего за инвестиции в промышленности (тогда зампреда Стройбанка СССР).