Одновременно прошли выборы в Москве и Ленинграде, Попов и Собчак из председателей Моссовета и Ленсовета превратились в мэров. И покатилась цепная реакция. Лидерам других союзных и автономных республик тоже захотелось стать президентами, это звучало более солидно, чем председатели Верховных Советов. Соответственно, и городские руководители потянулись к титулам мэров. Прилавки магазинов окончательно опустели, в Советском Союзе открылись первые официальные биржи труда, а колоссальные средства выбрасывались на перевыборы тех же самых лиц под другими ярлыками!
И в это же время под нашу страну закладывались новые мины. Теперь – под саму Российскую Федерацию. Чтобы и ее раздробить. На переговорах Ново-Огарево «президенты» автономных республик стали требовать, чтобы их республики заключали новый союзный договор не в составе РСФСР, а «напрямую». То есть стали отдельными, не зависели больше от российских властей. На своих кругах возбудились донские казаки, зашумели о провозглашении Донской республики (правда, в составе России). Но на Северном Кавказе ситуация становилась куда более опасной. Начались конфликты ингушей с казаками. Ингуши убили атамана Сунжеского отдела Подколзина, погромили станицу Троицкую (8 погибших, 19 раненых). Казаки слали обращения о защите и к Горбачеву, и к Ельцину – не отреагировал ни тот, ни другой.
А 8 июня в Грозном собрался Общенациональный конгресс чеченского народа под предводительством генерала ВВС Джохара Дудаева, провозгласил независимую Чеченскую республику. От родичей полетела информация чеченским солдатам, служившим в Советской армии. Они стали бунтовать, требуя отправки домой. И военное начальство, совершенно затюканное перестройками, во избежание неприятностей решало проблему самым простым способом. Отпускало их, пусть едут.
17 июня снова забил тревогу председатель КГБ Крючков. Выступил на закрытом заседании Верховного Совета СССР и зачитал давнюю записку Андропова в ЦК от 24 января 1977 г. Ту самую, где сообщалось о планах ЦРУ по вербовке агентов влияния и их инфильтрации в советскую верхушку, разрушения с их помощью экономики, разложения общества, создания внутриполитических трудностей и переориентации Советского Союза на западные идеалы. Сейчас каждый мог сопоставить – именно эта программа почти уже выполнена. Впрочем, и однозначная оценка выступления Крючкова представляется затруднительной. Ведь он-то давно знал об агентах влияния, дисциплинированно не трогал предателя Яковлева, сам участвовал в темных делах вроде перелета Руста.
Осознал, что дальнейший путь ведет в пропасть, в последний момент силился предостеречь? Или просто желал обелить собственную фигуру и собственное ведомство? Дескать, мы-то работали, мы давно предупреждали. И для этого был раскрыт старый документ, а отнюдь не новые данные. Раскрыт тогда, когда что-либо предпринимать было уже поздно… Во всяком случае, Горбачев не выказал Крючкову своего гнева, он остался председателем КГБ. Да и Горбачеву никто не мешал совершать дальнейшие повороты штурвала власти.
1 июля был принят закон «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий». Скрытый перехват государственной собственности шел уже давно, а теперь он был легализован, эта собственность уже беспрепятственно потекла в частные руки. А 17 июля в Лондоне состоялось совещание «Большой Семерки» – США, Англии, Франции, Германии, Италии, Канады и Японии. И впервые на встречу ведущих мировых держав был приглашен Советский Союз! Это рекламировалось как величайший успех Горбачева и его политики. Нас признали «равными», семерка превращалась в «восьмерку»! Столь высокое доверие зарубежных «друзей» Михаил Сергеевич постарался оправдать. В Москву пожаловал президент Буш, и 31 июля Горбачев подписал с ним Договор о сокращении стратегических вооружений.
Теоретически он выглядел как бы равноправным. Каждая держава должна была уничтожить третью часть своих баллистических ракет. Но на самом деле Михаил Сергеевич опять отмел мнения Язова и Ахромеева, согласился на чудовищные уступки. Оказались завуалированы те же самые особенности, что у нас основу стратегических вооружений составляли ракеты наземного базирования, в США – морского и воздушного. Но договор не касался флота, а каждый стратегический бомбардировщик Б-52 советская сторона согласилась учитывать как одну ракету. Хотя Б-52 нес 12 ракет. Язов впоследствии вспоминал: «Нам пришлось сократить раз в 100 больше ракет, чем им. У американцев было всего штук 50 “Атласов”, попадающих под этот договор, они их уничтожили… У нас же было 6 ракетных армий, которые надо было сокращать по этому договору!» Вдобавок договор запретил производство, испытание и развертывание баллистических ракет воздушного запуска (они разрабатывались в СССР), донных пусковых установок, ракет орбитального базирования (в СССР они тоже имелись).