А новым правителям страна досталась в отвратительном состоянии. Развал в сельском хозяйстве, «перекосы» и неразбериха в промышленности. Но при Хрущеве были заложены и «перекосы» другого рода, о которых исследователи почему-то не упоминают. Территориальные и этнополитические. Мы уже отмечали особенности строительства новых предприятий – оно сдвигалось на национальные окраины. Зато разрушительные эксперименты катились главным образом на РСФСР, Украину, Белоруссию. Других республик они мало касались, там проводилась совсем иная политика.
Автор этих строк, будучи школьником, как раз после падения Хрущева переехал с родителями в Эстонию. Впечатления о том, насколько жизнь в Прибалтике отличалась от России или Украины, были разительными. В российских школах вовсю разгулялась антирелигиозная пропаганда. А там открыто действовали кирхи, молельные дома сектантов. В школах многие мальчики и девочки ходили без «октябрятских» звездочек и пионерских галстуков. Все знали, что они баптисты или адвентисты, но это никого не смущало, считалось в порядке вещей.
Никаких продовольственных трудностей. Даже приехав из Москвы, я был удивлен широчайшим выбором колбас, сыров. Раньше такого видеть не приходилось. В сфере торговли и мелкого производства, царил подлинный «нэп». Существовала масса кооперативных предприятий, магазинов. Эстонии была оставлена свободная связь с «родственной» Финляндией, кооператоры завозили оттуда товары, которых не было в СССР. Хотя купить их мог не каждый. Дефицитные вещи продавались только «для членов кооператива». А вступить в кооператив было легко, прямо в магазине. Но только с эстонской пропиской. Для приезжих эти товары оставались недоступными.
Сельское хозяйство в Эстонии оказывалось не убыточным, а прибыльным! Колхозы имели почти полную самостоятельность. При уборке картошки десятки колхозов по утрам присылали свои автобусы к городскому рынку. Возле них вывешивались расценки, и стекались люди, нанимались на день. Платили таким поденщикам очень хорошо. В этот период даже заводские рабочие брали отпуска за свой счет – подзаработать на уборке картошки. Это было выгодно. А домохозяйки, подростки могли заработать сбором грибов, ягод. Стоять с ведрами возле шоссе и продавать их не требовалось. Сдавали в кооперативы по неплохим ценам, и продукция шла в кооперативные магазины. А вот на Россию подобные модели почему-то не распространялись.
В Прибалтике бросалась в глаза и масса клубов, общественных организаций – от хоровых и танцевальных, студенческих, до клубов филателистов, шахматистов и т. п. Все они кем-то финансировались, имели свои помещения. И в этих общественных организациях так или иначе присутствовал дух национализма. Он открыто не пропагандировался, но и не преследовался. Услышать националистические высказывания можно было нередко, и никакой ответственности это не влекло. В те времена мы еще не понимали, почему здешняя жизнь настолько отличается от российской. Но сейчас, задним числом, отчетливо видно: для Прибалтики уже создавались «особые условия», уже закладывались кем-то предпосылки к ее отделению. Закладывались в эпоху Хрущева, когда под Москвой или в Вологде сажали кукурузу и громили храмы.
В республиках Закавказья, Средней Азии, Казахстане, тоже не было религиозных преследований. Действовали мечети. А в Армении и Грузии – христианские храмы, даже партийные работники крестили своих детей, за что в России, на Украине, в Белоруссии любой коммунист поплатился бы партбилетом. Сохранялись здесь и возможности личного обогащения – вполне легальные, жители по высоким ценам продавали государству мандарины, виноград, шерсть. Представители южных республик вовсю торговали на русских рынках, организовывали системы переправки товаров. Это оказывалось можно. Но русские колхозники со своими товарами на закавказские и среднеазиатские базары почему-то не ездили…
А в Ферганской долине существовал некий «независимый» центр ислама. Здесь были особые мечети, школы, не пойми откуда появлялись улемы, наставляя учеников. И этот «независимый» центр не подчинялся духовному управлению муфтия в Ташкенте! Он оказывался неподконтрольным и для местных властей, которые даже не пытались вмешиваться в его деятельность. Откуда-то знали, что «нельзя». Но и Москва такого центра «не замечала». Стоит ли удивляться, что после крушения СССР в Ферганской долине возникнет мощный очаг исламизма?.. И можно ли после этого говорить, что в советском руководстве не было тайных влияний? При новых лидерах они никуда не исчезли.
Брежнев и его команда