Несколько последних месяцев пан майор потратил на то, чтобы изучить как следует собственную жену и узнать ее слабые стороны. К его глубокому удовлетворению, таковых было совсем немного. Например, красота. Ее не наблюдалось вовсе. Анна оказалась девушкой крепко сбитой, кареглазой, с крупноватым носом, унаследованным от отца-грека. Но именно на это ее мужу было плевать. Выяснилось, что она чертовски умна и обладает поистине волчьей хваткой, а потому он в ней души не чаял. Анна с юных лет помогала матери управляться с немалыми семейными капиталами, и в том изрядно поднаторела. У семьи Деметриевых, как называли их за глаза, был десяток имений в разных префектурах, сотни колонов-арендаторов из рабов, посаженных на оброк, и доли в нескольких крупных мануфактурах. Коста, который наводил справки об этой девушке на протяжении пары лет, не ошибся. Тот пазл, который он собирал, выстраивая всю картину по кусочкам, показал ему верную цель. И он ударил в нее именно тогда, когда подготовился как следует. То, что ей далеко до княжны Ванды, к делу не относилось. Не всем же волшебными красавицами быть. Да и плевать хотел Коста на женскую красоту. Это актив, который стоит недорого, и с годами сильно теряет в цене. А жена — это не девка какая-то. Это опора семьи, ее крепкий тыл. А потому Коста своей жизнью был полностью доволен, регулярно балуя жену небольшими знаками внимания. То колечко с камушком подарит, то пряник, сделанный на заказ в виде букв ее имени. А то и место в театре в первом ряду достанет, утерев нос всем столичным задавакам. Пусть тесть и теща радуются, как дочь с зятем хорошо живут. Ему это не стоит ничего, а маршал Деметрий, который в дочери души не чаял, за Косту был готов порвать в клочья любого. И, что куда серьезней, боярыня Любава тоже… Пан майор даже представить себе не мог всю степень могущества этой женщины. Родовая знать словен и аварские ханы искали ее благосклонности. И если боярина Деметрия просто уважали, то Любавы, которая могла рядом незаметных ходов пустить по ветру любое предприятие, боялись до ужаса. Она держала в кулаке колоссальное имущество княжеской семьи и считалась неприкасаемой. Да и грязь к ней не липла. Семья Деметриевых была так богата, что воровством из казны не занималась принципиально. Ей это просто не было нужно. Любава давно уже перешла на следующий уровень, оседлав вместе со Збыславом денежные потоки огромной страны.
Вот именно поэтому Коста изо всех своих сил делал счастливой собственную жену. А теперь, когда прошло достаточное количество времени, он проверил супругу и так, и этак, и пришел к выводу, что с оглядкой может ей доверять. Он долго готовился к этому разговору, и даже кое-что записал, чтобы не сказать ни словом больше, ни словом меньше чем нужно. Но разговор пошел совсем не так, как он рассчитывал.
— Анна, душа моя, — сказал он как-то, сидя за ужином в собственном доме на Малой Новгородской улице. Это было приданым его жены. Одним из пунктов приданого, если точнее…
— Слушаю тебя, Константин, — подняла на него глаза Анна, которая ловко управлялась десятком столовых приборов и учила этому мужа, прибывшего из далекого, некультурного Константинополя, где… о ужас!.. все еще ели руками.
— Видишь ли, — сказал Коста, тщетно пытаясь вспомнить, какой именно вилкой надо есть запеченную рыбу, — я довольно богат…
— Я это знаю, — ответила Анна с легкой, понимающей усмешкой, — и все жду, когда же удостоюсь твоего доверия. Ты хотел обсудить со мной, как сделать так, чтобы твои деньги стали чисты? Чтобы у псов государевых не появилось сомнений, откуда у тебя их столько?
— Да! — с облегчением сказал Коста. — Все обстоит именно так, моя дорогая!
— Я ждала этого разговора, — скучающе ответила Анна и резко заявила. — Не эта вилка! Эта для мяса. Ну разве ты не видишь? У нее другое количество зубцов, и она чуть шире, чем вилка для рыбы.
— Да плевать! — Коста отложил приборы в сторону. — Вы тут с ума от безделья посходили.
— Возможно, ты и прав, — легко согласилась Анна. — Но нарушать застольный этикет дозволено только государю. Даже императрицы не рискуют пренебречь им.
— Застольный что? — нахмурился Коста. — Словенский неродной для меня язык, ты же знаешь.
— Этикет, — терпеливо пояснила жена. — Это слово недавно пришло из дворца. Оно означает правила поведения знатного человека.
— Делать вам нечего! — разозлился Коста. — Да сам император Ираклий ел руками, когда эти люди еще жрали тухлую рыбу и жареные желуди.
— Мы больше не едим такую еду, — кротко сказала Анна. — Это позор для любого нобиля.
— Так что будем делать с деньгами? — нетерпеливо спросил Коста. — Это куда важнее твоих глупых вилок.
— Сколько? — жестко спросила его жена.
— Одиннадцать с половиной тысяч, — выдавил из себя Коста. — В золоте.