Гибель титанов ч.2

— Это чуть больше, чем я рассчитывала, — спокойно ответила Анна. — Но я уже все продумала. Мать передаст мне свою долю в бумажной мануфактуре как часть приданого. У нее там треть. И еще отпишет небольшую долю в компании, которая поставляет селедку для армии. Деньги отдашь ей. Они вернутся за шестнадцать-семнадцать лет.

— Дороговато получается, — поморщился Коста. Срок окупаемости показался ему слишком большим. — Поговори с ней, пусть снизит цену тысяч до семи. Остальное положим в подвал. Для начала этого хватит, чтобы объяснить наше богатство.

— Я думаю, что на восемь с половиной тысяч я ее уломаю, — ответила Анна после раздумий. — Возможно, на восемь. Я хорошо помню отчетность по той мануфактуре. Восемь — хорошая цена. И мой брат не станет возражать. У него одна война на уме. Мальчишка же…

— Любовь моя! — восхитился Коста. — Ты у меня истинное сокровище!

— Я знаю, — спокойно ответила Анна. — Ведь поэтому ты выбрал именно меня. А пока нам нужно навести порядок в твоей торговле кофе. Это очень хорошая штука, муж мой, но доходы от нее просто смехотворны. С твоего позволения, я этим займусь. Кофе должен стать модным.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно посмотрел на нее Коста.

— Я пригласила к нам на обед Одилу и Клавдию, дочь Максима. И подадим кофе. Я подарю им по кофейному сервизу, которого еще нет ни у кого, даже у государя. Я уже заказала их семье Бань.

— Одилу? Клавдию? — выпучил глаза Коста. — О чем ты будешь с ними разговаривать? Они же дуры набитые!

— Зато всем на свете станет интересно, что свое утро они начинают с чашки кофе, — спокойно парировала Анна.

— А разве это так? — удивился Коста.

— Это неважно, — отмахнулась Анна. — Я заплачу газетчикам, и все в это поверят. Эти два беглых монаха пропивают столько, что за деньги напишут все что угодно. В разумных пределах, конечно. Они знают, что даже государь читает «Известия». А ты пока пошли весть на Сокотру, пусть расширяют плантации.

— Если так, то нужно будет построить мануфактуру для обжарки, — задумчиво сказал Коста.

— Я уже подобрала неплохое место, — ответила Анна. — Тут недалеко, в паре миль от города.

— Ты у меня сокровище! — еще раз восхитился Коста.

— Я знаю, — скромно потупилась Анна. — А еще я чертовски мила. Не забывай напоминать мне об этом почаще, дорогой муж.

* * *

В то же самое время. Арор. Синд.

Страна, измученная войнами, понемногу приходила в себя. На удивление, свирепые захватчики оказались людьми вполне разумными и деловыми. Он не давили на индуистов и буддистов, заставляя отказаться от своих богов. Они просто брали с них дополнительный налог. Да и глупо было бы. Уж слишком мало пока мусульман в многомиллионной стране. Множество городов еще и вовсе не увидели света истинной веры, просто сдавшись победителям. А кому там молятся черноногие крестьяне, не интересовало никого и никогда. Или, точнее, интересовало, но в самую последнюю очередь. Главное — как веруют воины.

Эмир Синда, расплатившийся со всеми долгами, чувствовал себя на вершине блаженства. Не в последнюю очередь из-за того, что назойливое бабье, именуемое его женами, сидело по разным углам огромного дворца, не докучая ему своими бесконечными склоками. Все поползновения местных князей подсунуть ему своих дочек в качестве еще одной жены он отвергал жестко и решительно. Очередная угнетенная женщина Востока была ему точно не по карману.

Новую царицу Синда звали Навья. Она, с позволения мужа, приняла титул махарани, и никто не посмел оспорить его. Симпатичная, фигуристая девчонка лет пятнадцати недавно родила, а потому свора ее слуг пополнилась еще и табуном нянек и кормилиц. Она настояла, чтобы ее сына назвали Раис, и это вызывало у подданных либо неописуемый восторг, либо зубовный скрежет. Равнодушных не осталось. Ведь прошлая династия царей носила имя Рай, а Раис по-арабски означает «глава» или «старший». Имя в этом мире значило многое, и Навья не собиралась больше трястись за свою жизнь. Она — жена царя, дочь царя, внучка и правнучка царей. Что ей эти немытые пастухи-арабы! Незаметно вокруг нее начинали сплачиваться индийские князья, ненавидевшие пришельцев. И даже то, что царица приняла их веру, уже ничего не решало. Ее саму князья считали куда меньшим злом.

Надир знал об этом и не стал препятствовать. Сильная партия индусов нужна была ему самому. Ведь для многих арабов он так и остался безмерно родовитым чужаком, братом римского императора. Но для бедуинов, знавших всех своих родственников до пятого колена, Надир считался одиночкой. А одиночка в этом мире — законная добыча. Они жили так тысячи лет, и менять свое мировоззрение не собирались.