После Большого Взрыва пошла не жизнь, сплошная малина, да с отключением электричества вся русская цивилизация сразу ухнула во тьму каменного века, и особенно все это типично для больших городов. Ведь они сами по себе представляют из себя большие каменные джунгли по типу построек, а кто не слинял за кордон, те начали тупо пробовать выжить, но это занятие бесперспективное для изнеженных городских жителей. Спаслись только те немногие, кто имел земляные деревенские корни и вновь вернулись в деревни, там еще кое-как, по старинному жизненному укладу стали тихо влачить примитивную жизнь на грани сельского гламура. А вот тот кто был гламуром городским, долго не протянули, по инерции потусовались еще некоторое время в привычных занятиях, но быстро сникли и скисли, ввиду неприспособленности к суровой действительности.
Вся техника отказала, водопроводы иссякли, принимать душ три раза в день стало невозможно, стирать белье тоже, все провоняли и прокисли с головы до пяток, канализация забилась, а унитазы под завязку забились говном, все нижние этажи в домах плавали в лужах этой вонючей жижи и мочи. И даже в верхних квартирах невозможно стало дышать при открытых окнах от миазмов, — поднимающихся снизу, Ленинград времен блокада отдыхает. Если раньше люди следили за содержанием домов под страхом смерти, ну а теперь властей нет, и все быстро засрали и разрушили, и крайних нет. Но хуже всего, что стала заканчиваться жратва и выпивка, ведь все магазины и склады разграбили сразу, рестораны и ночные клубы не продержались и неделю, а все завсегдатаи занялись добычей хлеба насущного. Чтобы прожить еще один день, теперь надо урвать для себя кусок у ближнего, экспроприировать теплый угол для ночлега, криминал и наркодилеры в этой мутной воде чувствовали себя как хищные рыбы, вполне комфортно. А гламурные мальчики и девочки вывалили на панель сдаваться в прокат за еду, но вид то товарный потеряли, макияж подправить и подмыться нет уже возможности, потому деградировали первыми.
Кто сгинул типа от вредных венерических болезней, кто сдох с голодухи, от последней прощальной передозы метилового спирта или дурного крэка, и в дома войти без противогаза целый год было невозможно, смердящие трупы окочурившейся бывшей гламурной элиты общества и вонь от нечистот наглухо похоронили идею возрождения какой-либо цивилизации в этих местах, — в этот обозримый исторический период русской действительности.
Началось некоторое потепление климата и в зонах вокруг воронок от ядерных взрывов, и пошли в рост джунгли из растений-мутантов, они протыкали насквозь асфальт магистралей и улиц, и даже взламывали бетонные плиты автострад и городских строений, И особенно новым растениям нравилось прорастать сквозь бывшие жилые дома, смачно удобренные перегнившим говном и трупами обитателей, практически не одно здание не уцелело, развалились под натиском природы как карточные домики. Немногие банды из бывших владельцев казино и криминальной братвы слонялись некоторое время по окраинам этих запустевших городов в борьбе за последние крошки хлеба и зрелищ.
Из глубин городских подвалов полезло новое исчадие ада, это поколение крыс-мутантов, вначале робко и несмело пробуя на зуб человеческие потроха стреляных трупов от разборок, а затем крысы быстро научились и приноровились охотиться стаями. Новые крысы-мутанты науку точно передали на генном уровне, вскоре в каменных развалинах городов просто стало опасно жить. И остатки русского криминального народа стали отступать в деревушки и поселки, и постепенно сдавать позиции царей природы, корону перехватили короткохвостые крысы-мутанты, как самые достойные и заслуженные блюстители нового закона джунглей.
Редкие экземпляры людской породы обладают крысиными такими способностями к выживанию, но достойные есть, это точно, можно привести пример из Петербурга, собственно оттуда и вышли первые охотники и отравители крыс-мутантов. И возможно это тоже старая генетическая память, закрепленная в людях, выживших во время Ленинградской блокады, ведь этот город тоже тогда пережил деградацию послевзрывного периода. Точно также в городе русской революции перестали действовать все блага цивилизации, — а ведь единственное спасение от заразы и эпидемий, накрывших многие густо населенные районы, предоставила вода. Конечно северной русской Венеции в этом самом отношении повезло, — воды Невы и каналов уносили все нечистоты и трупы погибших в Балтийскиое море, прочь из жилой зоны, и потому город продержался значительно дольше, чем другие мегаполисы в бывшей Раше.