Гибель Царьграда

Когда Яношу исполнилось девять, из Константинополя прибыл выписанный отцом учитель – пожилой грек по имени Фока. У Фоки была окладистая черная борода, большой мясистый в красных прожилках нос и грустные зеленые глаза. Он учил Януша и его восьмилетнего брата счету, латинскому и греческому языкам, при всяком удобном случае отмечая перед властелем способности старшего.

А еще через два года случилась новая война с турками, и князь, простившись с женой и сыновьями, поспешил влиться со своею дружиной в войско молодого венгерского короля Владислава…

Все решилось в битве под Варной, когда король, так безрассудно ворвавшийся в стан султана с горсткой храбрецов-рыцарей, пал под ударами турецких ятаганов, а его простоволосую голову на пиках вознесли над собою янычары. В рядах христианского войска началось смятение. Многие побежали с поля чести…

Милошич был одним из немногих, кто, не потеряв присутствия духа, встал со своей дружиной на пути перешедших в наступление османов. Но все было тщетно: в короткой и яростной схватке дюжий турок снес кривым мечом голову Стефану, и вместе с закатившимися очами последнего закатилась и светлая будущность его сыновей. Турки окружили и перебили всю дружину властеля, лишь только нескольким воинам удалось пробиться сквозь лес мечей и копий, и тем спастись…

Запыленные, в изрубленных доспехах, с окровавленными перетягивающими раны тряпицами предстали они перед матерью Януша и, повалившись перед ней на колени, сообщили страшную весть.

– Прости нас, госпожа-матушка, что не сумели вынести господина нашего с поля брани! Прости нас, Христа ради! – кричали вислоусые, закаленные в боях воины, и в голосах их слышал Януш дрожали слезы.

Узнав о гибели властеля, заплакали, запричитали все, кто в этот миг находился в зале, лишь только мать не проронила тогда ни слезинки. Прямая и строгая, стояла она перед дружинниками с окаменевшим бледным лицом…

А вскоре к замку Милошичей подступили передовые турецкие отряды. Но некому уже было защищать ни родовое гнездо храброго властеля, ни окрестные сразу же подожженные турками деревушки. Замок сдался на милость победителей.

Получив от вдовы убиенного ими князя большой денежный выкуп, османы пощадили укрывавшихся в замке людей, однако тут же обезглавили всех оказавшихся в нем дружинников, числом около двадцати, и забрали с собой Яноша с братом, да еще с полусотней других выделяющихся красотой и телесной крепостью мальчишек.

Яношу навсегда врезалось в память, как кричала им вслед враз постаревшая мать:

– Помните веру свою! Чтобы не случилось, не предавайте ее! Погибшим отцом заклинаю вас!

Этот истошный, рвущий душу материнский крик стоял в ушах мальчика всю дорогу от дома к неприветливому, никогда не виденному им морю, где их погрузили на корабли и отправили в самое сердце чужой земли…

Правда, в самом начале, пока их вели по родным, знакомым до последнего камушка местам, братья попытались бежать, но почти сразу же были пойманы и жестоко избиты.

– Еще один убежит – пять жизней заберу, – на ужасном сербском говорил тогда беглецам сорванным и оттого более страшным голосом турок с обезображенным оспой лицом, а потом неспешно проводил плеткой по своему горлу, наглядно показывая, как он заберет их жизни.

– Клянись, что больше не бежишь! Братом клянись! Слышишь?!

С этими словами страшный турок, больно сжимая плечо Януша, прижимал его к земле, и, падая на колени в дорожную грязь, тот кричал слова клятвы и плакал от отчаянья, а в голове все стучали материнские слова: «Не предавай! Помни веру свою!» Они жалили мозг, отдавались болью в сердце.

И он помнил. Помнил, когда обрезали крайнюю плоть, и мулла говорил что-то на чужом, непонятном тогда еще языке, когда заставили произнести Шахаду, а потом назвали новым именем Бозкурт (за глаза серые и взгляд дерзкий, как сказал тогда мулла). Помнил и верил, что когда-нибудь сможет вернуться туда, где родился, где был крещен в православную веру, где отчий дом и мама…

А потом их долго и придирчиво рассматривал какой-то важный турок в дорогом расшитом золотыми цветами халате и чалме, такой большой и белоснежной, что казалось будто бы само облако поселилось у него на голове. У турка были хитрые вечно прищуренные глаза, по которым невозможно было понять сердится он сейчас или смеется, и потные мягкие ладони. Велев догола раздеться, он заглядывал мальчишкам в рот, заставлял показывать язык, щупал мышцы на руках и ногах…

Из всех он выбрал только десять, в том числе и младшего Милошича.