И снился купцу огромный, объятый пламенем Константинополь и турки, которых уже не могли сдержать его древние стены. Подобно мутному нескончаемому потоку растекались они по улицам, врывались в дома, и великий стон, сотканный из тысяч людских криков, висел над гибнущим городом. Марза бежал в толпе несчастных горожан, торопясь спасти свою маленькую птичку, и уже видел ее дом, и знакомый силуэт в распахнутом окне, и в немой мольбе протянутые руки, но за спиной все явственнее слышалось тяжелое дыханье настигающих его солдат, а сил оставалось все меньше, и нестерпимо ныла, мешая бежать, больная нога. И вот, наконец, свершилось то, чего со страхом ожидал и больше всего боялся купец: тяжелая рука преследователя вдруг схватила его сзади за ворот и с силой потянула назад, но не на городскую мостовую, а в черную непроглядную бездну..
Марза проснулся совершенно мокрый от ужаса. В полуприкрытое окно ломилась молодая луна, освещая его скрюченные вцепившиеся в одеяло пальцы. С моря тянуло приятной прохладой, и где-то далеко в городе зычно перекликались стражники…
Вместе с успокаивающей мыслью, что это был всего лишь дурной сон, к купцу вдруг пришло ясное осознание того, что Константинополь падет, причем в ближайшие дни, и если сейчас не предпринять каких-нибудь мер по спасению супруги, то уже никогда больше не увидит он своей маленькой птички…
Марза снова подумал о сероглазом янычаре, но теперь он точно знал, что делать с ним и его товарищами. И так кстати приходился этот зашедший в порт ромейский корабль…
Дотянувшись до шнура, Марза несколько раз с силой потянул за него, зная, что сейчас в ответ за стеной призывно звенит маленький медный колокольчик.
– Распорядись, чтобы немедленно привели в пыточную того… сероглазого янычара. – приказал купец возникшему на пороге слуге. Тот сладко зевнул и недоуменно уставился на хозяина.
– Ну, того, который знает языки… их командира, – раздраженно пояснил тот. – И еще: пошли кого-нибудь в порт к капитану греческого корабля. Только потолковей. Слышишь, Франческо, потолковей! Пускай предлагает капитану любые деньги, лишь бы тот согласился взять на борт двух моих людей, понял меня? Все, иди, да скорее возвращайся – поможешь мне одеться…
6
Тюрьма венецианской фактории, ибо ни одна уважающая себя фактория не обходилась без тюрьмы, располагалась прямо под роскошным домом купца, и чтобы попасть в нее, дону Марза достаточно было только открыть потайную дверь и спуститься по крутой лестнице вниз. Правда, сейчас ему потребовалась помощь слуги.
Тут надо отметить, что трапезундский император, получая от венецианцев хорошие деньги за предоставляемую им в аренду землю, да и просто беря у них взаймы на текущие государственные дела, мало интересовался, а вернее просто закрывал глаза на то, что творится внутри итальянской колонии. Корабли колонистов не только швартовались у отдельных специально построенных для них пристаней, но и никогда не подвергались таможенному досмотру. За это тоже приходилось расплачиваться звонкой золотой монетой, но прибыль от торговли с лихвой перекрывала все траты. Фактория процветала.
Рядом с тюрьмой, которая представляла собой перегороженный деревянными решетками каменный мешок, достаточный для содержания по крайне мере полусотни человек, была устроена пыточная – отдельная глухая комната, способная одним своим видом привести в трепет даже самую храбрую душу. При дрожащем свете факелов взору несчастного представали проверенные временем и человеческой плотью хитроумные пыточные устройства: начиная от простейших дыбы и жаровни, и заканчивая знаменитой Железной Девой, чье полое тело было особым образом утыкано острыми штырями, которые хотя и пронзали заключенную в нее жертву, но не задевали жизненно важных органов, отчего та умирала медленной и мучительной смертью. Сколько криков, сколько страшных тайн и признаний слышали эти закопченные факельным огнем стены…
Когда поддерживаемый слугой Марза добрался наконец до пыточной, пленник уже был там под охраной трех дюжих тюремщиков. На сводчатом потолке в изменчивом свете факелов подрагивали четыре причудливо изогнутых тени. Отблески пламени падали на лицо янычара, отражались в его широко раскрытых глазах, которые сейчас показались купцу черными. Но, как и в прошлый раз, в них не было страха, а лишь только любопытство и, пожалуй, надежда. Да – надежда.
«Ну что ж, посмотрим, насколько ты оправдаешь мои надежды, ведь от этого зависит – оправдаются ли твои». – подумал купец, с интересом разглядывая юношу.
Тем временем слуга, проворно разложив складной венецианский стул, помог хозяину сесть, а затем бережно положил его больную ногу на низенькую покрытую пурпурной подушечкой скамейку. Проделав все это, слуга замер за спиной купца. В пыточной воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском факелов.
Наконец Марза заговорил:
– В прошлый раз я не спросил твоего имени, янычар… Теперь же я хочу его знать.
– Отец с матерью нарекли Янушом, турки назвали Бозкурт – отозвался тот с грустной усмешкой. – Какое вам больше по нраву, господин?
7