Читаем Гибель великого города полностью

— Господин избил Апапа. Он истекает кровью.

— За что же его так?

— Высокочтимый допытывался у Апапа, где я была ночью. А я… я… — запнулась она, словно застыдившись.

— Ты спала с кем-нибудь? Ну и что же в этом дурного? Ты, видно, рассказала Апапу?

— Как же я ему скажу? — подхватила выдумку управителя Хэка. — Я это только вам говорю.

— Хорошо, хорошо! Я тебе помогу. Я скажу господину, что ты была ночью у меня. Согласна?

И Акшай, взяв оторопевшую Хэку за руку, повел ее во дворец. Сердце ее от волнения готово было выскочить из груди. Разве можно рассчитывать на сочувствие злого человека?!

Оставив Хэку у дверей, Акшай вошел в покои Манибандха. Через некоторое время он вернулся с довольной улыбкой на лице.

— Идем!

Хэка с трепетом вошла в комнату. Манибандх, окончив диктовать писцу списки товаров, отдыхал на ложе.

— Ну что, Хэка? — спросил он благодушно.

Она не могла вымолвить ни слова.

— Значит, Апап не виноват, зря я его наказал. Этого ты и в самом деле не стала бы говорить ему. Но ведь что-то ты должна была сказать, когда уходила?

— Я сказала, что иду к госпоже, — ответила Хэка, вся дрожа.

Манибандх засмеялся. Он был доволен Акшаем: тот оказался редким знатоком поварского искусства, и самые именитые горожане, бывая у Манибандха на пирах, не могли нахвалиться яствами. Купец не стал разбираться дальше, а отвернулся и буркнул:

— Ладно, иди!

— Великий господин! — радостно воскликнул Акшай. — Гнев ваш страшен, подобно грому, но в милости своей вы превосходите многотерпеливую землю. Ваше величие будет воспето в веках!

«…Будет воспето, будет воспето», — скрипучим голосом забормотал восседавший на медном обруче белый какаду.

— Господин управитель, — благодарно сказала Хэка, когда они снова оказались одни. — Вы хороший человек. Очень хороший!

Они прошли в сад.

— Не сюда, — заискивающе сказал Акшай. — Идем в те заросли.

А в чаще кустарника он заговорил по-другому:

— Мы здесь немножко посидим. Ты мне очень нравишься, ты такая маленькая, так бы и спрятал в своем сердце…

А потом опять началось. Избавиться от этого негодяя никак нельзя. Он увяжется за нею, а что тогда? Пришлось смириться. Акшай, этот развратник, никогда не забывал правила: добивайся от женщины желаемого, когда у нее сердце не на месте. Он повалил Хэку на землю…

— Все? — устало проговорила девушка. — Теперь отпустите меня!

— Скорей возвращайся!.. — нетерпеливо шептал старый сластолюбец.

Через потайную дверь Хэка бесшумно проскользнула в комнату Нилуфар. Украшения были по-прежнему разбросаны по полу. Снаружи слышались шаги стража. Хэка подняла несколько драгоценностей, быстро отыскала все нужное, завязала в узел и так же бесшумно прокралась в сад. Хотела было прошмыгнуть мимо управителя, но тот заметил ее и окликнул:

— А оба мне забыла?

— Я к вам и шла.

Пришлось развязать узел. Акшай недоверчиво взвесил на руке самые лучшие драгоценности, спрятал их в одежде.

— Только и всего?

В Хэке все кипело от возмущения.

— Больше времени не было, — сухо ответила она. — Теперь мне можно уйти?

— Завтра придешь?

— А как же! Дадите мяса буйвола?

— Сколько хочешь, моя кукушечка.

— Где ты так долго пропадала? — спросила Нилуфар, взяв принесенный Хэкой узел.

Хэка подробно рассказала обо всем. Нилуфар успокоилась.

— Чудесно, Хэка! Ты умница.

Апап застонал, как раненый лев. Хэка положила его голову к себе на колени. Нилуфар развязала узел.

— Теперь нам бояться нечего, — сказала опа. — Хорошо, что вчера ты не вышла из темноты, а то танцовщица тебя бы узнала.

— Но ты потом сама назвала меня по имени!

— Она была уже в колеснице. Разве на таком расстоянии можно услышать? Да она и не понимала ничего от страха.

Сгустились сумерки. Из главных ворот дворца, пугливо озираясь, вышел юноша. Он пересек город и спустился к берегу Инда. Река волновалась. Ветер поднимал песчаные вихри. Небо заволокли тяжелые черные тучи.

Надвигалась ночь. Ветер все крепчал. Юноша направился к матросским лачугам. Порывы ветра несколько раз валили его с ног. Он постучал в ближайшую дверь. Вышла старуха и принялась сердито ругаться. Юноша отпрянул в темноту. Зайдя в другой двор, он присел отдохнуть. Но рядом с ним свалился пьяный, и юноша поспешно выбрался оттуда, решив попытать счастья в другом месте.

В распахнутую дверь какой-то лачужки юноша увидел матросов, сидевших вокруг тускло горящей лампы. Матросы тянули из глиняных кружек дешевое вино и сквернословили.

— Эй, эй, сынок, иди сюда! — закричали они, заметив юношу. — Выпей с нами!

Юноша, засмеявшись, вошел.

— Ты из какой страны?

— Из Египта. Где кружка? Вы хотели угостить меня.

Один из матросов наполнил кружку и протянул юноше.

— А у тебя есть сестра?

Отпив глоток, юноша ответил:

— Есть… ей четырнадцать лет…

Сосед юноши спросил:

— На тебя похожа?

— Совсем непохожа. На лице оспины, одного глаза нет, черноволосая…

Казалось, юноша пил беспрерывно. На самом деле он незаметно выливал вино на пол. Все были пьяны и в тусклом свете лампы ничего не замечали. Даже пришедший только что старый матрос мало что соображал, потому что выпил сразу несколько кружек. Малыш, которого он принес на руках, играл на полу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза