Гибель великого города

— Что же мне еще остается? — И он снова засмеялся. — Куда мы уйдем, госпожа? Вы сейчас в гневе. Манибандх любил вас, не правда ли? А теперь на него нашло ослепление, и вы хотите отомстить ему!..

— Виллибхиттур! — воскликнула Нилуфар, закрыв ему рот ладонью. Она решительно встала и сказала: — Мне пора! Я должна уходить. Но обещай мне, что придешь завтра на берег Инда.

Виллибхиттур не отвечал.

— Обещай! Ты должен прийти!

— Я приду, госпожа! Я непременно приду завтра на берег Инда!

— Ты обещаешь?

— Да, госпожа! Теперь я не боюсь вас. Страдание ваше стало мне понятно. Я непременно приду!..

В радостном порыве Нилуфар обняла поэта, и Виллибхиттур на мгновение ощутил сладостную дрожь ее тела.

— Нет на земле равного тебе!.. — взволнованно говорила Нилуфар. — Я верила, что ты не оставишь без ответа мой горестный зов. Иначе бы я молча страдала, ничем не выдавая своих чувств…

Взявшись за руки, они пошли обратно в храм. Нилуфар постепенно успокаивалась. Виллибхиттур снова погрузился в свои бесконечные размышления.

Вдруг Нилуфар сказала: «Смотри!» Они остановились в тени гигантской статуи, чтобы их не могли видеть пирующие. Но предосторожность была излишней. Разгулявшиеся горожане с трудом узнавали друг друга. Шумерские воины покачивались на своих ложах. Купец из Хараппы спал, уронив голову на грудь Вени. Та тоже впала в беспамятство. Манибандх смеялся, оглядывая гостей затуманенным взором. Кто-то дико хохотал, вскрикивая:

— Э-э-э-й, гражда-а-ане-е Мохенджо-о-о-Да-а-ро-о!

И всем казалось это очень смешным.

А рабы и рабыни подносили все новые и новые кувшины с вином, разливая его по чашам. Лишь великий царь йогов по-прежнему сидел в глубоком раздумье. Его сосредоточенное лицо, словно единственная надежная крепость в этом непостоянном мире, напоминало о других, высших силах. И казалось, что все это греховное торжество было возможным только благодаря его бесконечной снисходительности.

Тандра, жена виноторговца, запуталась рукой в ожерелье эламского жреца. Наконец она порвала нить, и крупные жемчужины рассыпались по помосту. Ударив жреца по щеке, она закричала:

— Прочь, дуралей, ты даже пить не умеешь!

На минуту к эламскому жрецу вернулась способность рассуждать.

— Радость нужна, — сказал он, — нужна радость гражданам великого города! Пусть снова Вени станцует, пусть еще раз…

Больше он ничего не мог произнести — не слушался язык. Но слова его подхватили соседи:

— Пусть еще раз… еще раз…

— Что еще раз? — спросила Тандра.

Шумерский воин, выливая, на свои одежды вино из чаши, пробормотал:

— Еще раз, красавица!.. Еще…

Тандра визгливо захохотала.

Шумерский воин поднялся и пошел, спотыкаясь и пошатываясь. Эламский жрец сумел выговорить одно слово:

— Праздник!

— Праздник! — подхватили остальные.

Шумерский воин подошел к Манибандху и, подняв палец, сказал:

— Высокочтимый!.. Праздник…

Шумер забыл, что он не у себя на родине, и говорил на своем наречии. Но Манибандх понял смысл его слов.

— Праздник? — спросил он, пьяно покачиваясь.

Теперь уже все, как попугаи, повторяли: «Праздник… Праздник…»

Шумерец шагнул к Тандре.

— Госпожа… Праздник…

— Скоты! — вдруг сказал Виллибхиттур. — Я ухожу!

— Останься! — попросила Нилуфар.

Но поэт быстро удалялся. Нилуфар помедлила, затем направилась к своей колеснице. Приблизившись к месту, где она оставила Хэку, египтянка услышала разговор. В ней пробудилось женское любопытство. Укрывшись за деревом, она затаила дыхание.

— Госпожа не пришла, — прозвучал голос Хэки. — Не случилось ли что-нибудь?

— Что с ней может случиться? — ответил Апап. — Помнишь, там — на берегу Нила — сына бродячего торговца. Он был такой сильный, откормленный! Ей тогда, наверное, приходилось трудней… А высокочтимый сейчас развлекается с танцовщицей — я давно замечаю, что он без ума от нее. Сама подумай, к чему молодой женщине быть в одиночестве?

— Разве Нилуфар простая рабыня?

— А чем она отличается от тебя? По мне, так ты гораздо лучше!

— Перестань шутить! Пойду поищу ее. Вдруг что-нибудь с ней случится?..

— Будет тебе! Ясно, что там происходит. Если она заметит тебя, я знаю, чем это кончится.

— Что ты знаешь?

— А то, что не сносить тебе головы!

— Но почему же? Я не раз видела ее вместе с высокочтимым.

— Ты смотрела издали, притаившись, как и положено рабыне. А если сейчас подойдешь к ним, это может стоить тебе жизни.

— Но если ты ошибаешься?

— Зачем же тогда прятаться в темноте? Здесь гораздо лучше.

Хэка молчала.

— Как они там напились! — заговорил о другом Апап. — Когда перепьются, чего только не проделывают. Знаешь, что будет с теми женщинами?

— А что?

— Вот что, — ответил Апап, целуя ее в губы.

— Хэка! — окликнула Нилуфар и вышла из-за дерева.

Оба испуганно отпрянули друг от друга.

— Госпожа! — вскрикнула Хэка. Неужели Нилуфар слышала их разговор? От этой мысли у Хэки пересохло в горле.

— Возничий! — бросила в темноту Нилуфар.

Вздохнули буйволы, заскрипела, тронувшись с места, колесница.

— Хэка! — сурово сказала египтянка. — Скажи Апапу, чтобы он шел в храм и занялся своими обязанностями.