Гибель вермахта

Хуже всего, однако, пришлось немцам в Восточной Пруссии, Померании и Силезии. Дело в том, что планомерную эвакуацию немецкого гражданского населения из фронтовых районов Гитлер категорически отверг, декларировав «народную войну» (Volkskrieg). Организовывать и готовить к ней население стали гауляйтеры, ставшие имперскими комиссарами обороны. Ни один командир дивизии не мог начать отступление, не предуведомив об этом Гитлера и не получив на это разрешения. В новогоднем радиообращении 1 января 1945 г. Гитлер подтвердил свою готовность бороться до конца, еще раз сумев пробудить у немцев иллюзии и надежду на победу^{717}. В Восточной Пруссии положение было усугублено тем, что местные партийные функционеры во главе с Эрихом Кохом, известным своим предыдущим руководством рейхскомиссариатом Украины, до последнего мешали эвакуации гражданского населения. Кох так гордился своей жестокостью, что не возражал, когда за глаза его называли «вторым Сталиным». Он, как и Гитлер, и слышать ничего не хотел о маневренной обороне и мобилизовал тысячи людей на строительство укреплений и рытье окопов^{718}. Причем он даже не посоветовался с армейским начальством, где конкретно строить оборонительные рубежи. Кох стал одним из первых нацистских функционеров, который организовал мобилизацию в «фольксштурм» стариков и подростков, обрекая их на верную гибель. Но хуже всего было то, что он отказался проводить мобилизацию гражданского населения, которое первым испытало на себя месть победителей. Причем советские репрессии со временем не утихали, а усиливались. 5 мая Берия прислал в Восточную Пруссию, в распоряжение генерал-полковника Аполлонова, девять полков НКВД и 400 оперативных работников СМЕРШа. Перед ними была поставлена задача уничтожения всех шпионов, саботажников и других враждебных элементов. Порядка 50 тысяч «врагов» к тому времени было уже уничтожено — это произошло сразу после вторжения Красной армии в Восточную Пруссию в январе 1945 г. К концу мая население региона, которое до войны составляло 2,2 миллиона, сократилось до 190 тысяч. Оказавшись первой немецкой землей, куда ступила нога советского солдата, Восточная Пруссия подверглась самому опустошительному разорению. Красноармейцы вымещали на местном населении всю накопившуюся по отношению к Германии ненависть. В течение нескольких лет эта земля лежала в руинах. Дома были сожжены или разграблены. Весь скот был угнан в СССР. Фермы опустели. Многие плодородные прежде места превратились в болота. Большинство оставшихся девушек и женщин были мобилизованы в «трудармию» и отправлены в Советский Союз. Там они занимались работой на лесоповале, осушали болота, рыли каналы… Они работали в СССР до демобилизации «трудармии» в 1947 г. Около половины из них умерли, а оставшиеся были возвращены в советскую зону оккупации Германии^{719}.

Насилия, совершаемые советскими войсками, усиливали сопротивление вермахта. Насилия и убийства не должны быть релятивированы преступлениями нацистов в Советском Союзе — еще «отец истории» Геродот писал, что спартанцы (или лакедемоняне) в V веке до нашей эры убили персидских послов, а затем направили к персам своих послов, предполагая, что их в отместку также убьют. Но царь государства Ахеменидов Ксеркс заявил, что не намерен «уподобляться лакедемонянам», поскольку если он нарушит принятый во всем мире закон не убивать послов, то облегчит вину лакедемонян за совершенное ими преступление. Послы Спарты были отпущены. Сходные представления существовали и в законах других народов, в законах рыцарской чести и пр. В 1625 г. все эти правила были систематизированы голландским юристом и государственным деятелем Гуго Гроцием в труде «О праве войны и мира»^{720}. Нарушать эти законы, пусть даже и в порыве праведного гнева, — это значит уподобляться преступникам… В принципе, советская оккупационная политика в Германии на первых порах строилась так же, как и нацистская в Советском Союзе: по принципу «око за око, зуб за зуб».