Гибельные боги (СИ)

— Я постоянно слышу твой голос, ты говоришь со мной и требуешь, чтобы я повесилась, ты и на Рокальмуто наводишь свои проклятые чары, но я тоже кое-что умею, помни…Ты просто подлец, мстительный подлец… Но Джанпаоло обещал мне славу великого медиума! И у меня великий Учитель! Запомни, найдутся и посильнее тебя! Мстишь, да, мстишь? — лицо Глории были перекошено судорогой, глаза вылезали из орбит.

Джустиниани сначала просто оторопел, потом напрягся. Никаких чар он ни на Глорию, ни на Рокальмуто не наводил, он прочел об этом в книгах Джанпаоло и слышал от ее светлости герцогини Поланти, и уже успел забыть мерзкую и кощунственную обрядность дьявольских наговоров, и потому несправедливые обвинения в колдовстве и мстительности подлинно задели его. При этом он затруднился бы сказать, какое из обвинений ранило его больнее. Но тут сказанное Глорией дошло до него в полноте. Он толкает Глорию к самоубийству? Что за нелепость?

Неожиданно он вспомнил слова Джованны… Новый мессия…

— А ты уверена, что это я говорю с тобой, а не Аштар Шерана?

Трудно было даже описать впечатление, произведенное на Глорию этим именем. Глаза ее расширились, на губах выступила пена.

— Не смей… не смей произносить его имя, — взвизгнула она и, подобрав юбки, выскочила из комнаты.

Джустиниани удивленно почесал лоб. Он ничего не понимал, кроме того, что у его бывшей невесты основательно расстроены нервы, а, может быть, и с головой не всё в порядке. Отец Джулио всегда говорил, что мера одержимости всегда прямо пропорциональна страстности глупца, и если он был прав, то страсти Глории были запредельными…

Он пожалел, что не отдал ей вольт, но выскочила она так неожиданно, что Винченцо растерялся.

Тут Джустиниани почувствовал головокружение и истому, вялую слабость и сонливость. Все, на сегодня хватит. Он устал…

Господи, как он устал…

Глава 5. Дьявольская любовь

Услышь, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое,

и забудь народ твой и дом отца твоего.

И возжелает Царь красоты твоей

Пс. 44, 9

Проснулся, однако, рано, на рассвете. В распахнутое окно задувал теплый майский ветер, чуть шевеля тяжелые портьеры, в проеме которых голубело небо. День обещал быть солнечным. Трубочист еще спал, свернувшись клубком. Джустиниани вспомнил, что зван сегодня на музыкальный вечер к Марии Леркари, ее приглашение уже несколько дней валялось на столе. Ехать не хотел. Желание уехать из Рима снова напомнило о себе и, так как он усладился этой мыслью, расползлось в нем и стало нестерпимым. Воображение рисовало ему храмы Неаполя, греческие монастыри, тихие воды Средиземноморья, Иерусалим, тишину и уединение полуразрушенных крепостей и старых замков…

Он резко поднялся, разбудив кота, окинувшего его ленивым зеленым глазом. Какой тут Иерусалим? Девица всё ещё не пристроена, толпа безумцев снует вокруг него, в ларце по-прежнему — чертовы безделушки.

Весь день Джустиниани повел в библиотеке: пытался понять, что происходит с Глорией. Связь с дьяволом — это связь со смертью, и за дурными помыслами о самоубийстве всегда можно разглядеть усмехающийся лик сатаны. То же, что сатана говорил с Глорией его голосом — ну так, лжец он превосходный…

Да, Аштар Шерана показал зубки.

После обеда в библиотеке появилась Джованна, впервые начавшая выходить после болезни. Увидев её в тени книжных полок, Джустиниани спросил, чувствует ли она себя достаточно поправившейся, чтобы ехать к донне Леркари? Джованна безразлично кивнула и спросила, можно ли ей взять карету, съездить к доктору? Он разрешил и тут же забыл о девице, углубившись в рассуждение Альберта Великого о кознях дьявола.

Вечером Джованна уже ждала его в гостиной, безучастно глядя на каминное пламя. Он отметил, что поза девицы выдавала слабость и утомление, сама она была излишне бледна, при этом облачена в темное платье, которое он уже много раз видел на ней.

— У вас есть другие платья? — с досадой спросил он. Если девица будет одеваться, как монахиня, и выглядеть, как чахоточная, как выдать ее замуж?

Джованна чуть насупилась, потом молча ушла к себе. Ее не было четверть часа, Джустиниани подумал было, что она решила не ехать вовсе, но тут девица появилась в праздничном зеленом платье, с тяжелыми широкими рукавами, на которых была вышивка золотом. На плечах был плащ из той же ткани. Платье было излишне парадно для выхода на простой музыкальный вечер, но Джустиниани промолчал, так как они и без того опаздывали.