Гиблая слобода

Пара кружится на месте, быстро и легко перебирая ногами. Замкнутый, все возобновляющийся пируэт, от которого глаза закрываются сами собой, пируэт, из которого нет выхода, которому нет конца. Два слившихся тела буравят воздух, наполненный звуками жава, остальные танцующие куда-то отодвигаются, становятся все меньше и пропадают в сгустившихся вокруг облаках; стены зала раздвигаются и исчезают, потолок растворяется в небе. Остается только одна пара, захваченная вихрем танца, в тумане радостного опьянения.

— Благодарю.

Аккордеон уже смолк, но пройдет еще несколько секунд, прежде чем отыщешь ногой твердую землю и с трудом соберешь разбегающиеся мысли.

— Благодарю, Жако.

Надо дать себе время опомниться, и с пересохших губ слетают обрывки отвергнутых формул вежливости.

Дышишь тяжело, потому что под конец, когда чувствуешь, что музыка вот — вот оборвется, все ускоряешь темп, кружишься с предельной скоростью, а затем сразу останавливаешься как вкопанный. Когда же тела отстраняются друг от друга и разжимаются пальцы, испытываешь какую-то бесконечную пустоту…

Все вновь собрались у стойки бара.

Канкан оглядел компанию беспокойным взглядом и вытащил из гнезда оцинкованной стойки бутылку монбазильяка.

— Чего прикажете?

— Белого на всех!

Зажав между пальцами левой руки ножки четырех бокалов, хозяин ловко поставил их на стойку.

Милу прищелкнул языком и сказал, обращаясь к Жако:

— Ну, как, поедем завтра утром искать работу?

— Успеем еще договориться. Сегодня ведь воскресенье!

Шантелуб рискнул спросить:

— Правда, что ты нокаутировал мастера?

— Д — да.

— Немногого же ты этим добился!

Жако одним духом осушил свой бокал, чтобы уклониться от ответа, но Шантелуб настаивал:

— Ты дал себя выгнать, словно никудышнего работника. Чего ты этим добился, собственно говоря?

Жако так резко обернулся, что прядь волос упала ему прямо на нос. Его продолговатые глаза стали, казалось, еще больше.

— Душу отвел! Вот и все… соображаешь?

Он бросил стофранковый билет на стойку и направился в центр зала, где Бэбэ разговаривала с Одеттой Лампен.

— Он прав, знаешь! — изрек Милу.

— Прав… прав… — пробурчал Шантелуб.

Он так энергично два раза провел указательным пальцем у себя под носом, что весь нос собрался складками от самого кончлка до переносицы, и сказал, повысив голос:

— Сила мускулов ничего не доказывает. Существуют иные средства самозащиты. Он изукрасил мастера. А мо — гкет, тот попросту мелюзга! Дрожит перед хозяином и за лишние десять тысяч монет готов пятки ему лизать, гнуть спину, подхалимничать. Но все же он не предприниматель. По — моему, мелюзга этот мастер и только.

— Мелюзга! Мелюзга!

Милу в свою очередь начал горячиться.

— Послушать вас, все они мелюзга. Так, значит, подлецов нет, что ли? А если подлецов нет, против кого же тогда бороться?

Появился Мимиль, страшно возбужденный.

— Пришли ребята из Шанклозона, они в бистро. С ними длинный Шарбен.

— Ну, знаешь, теперь заварится каша! — ликовал Милу.

Раздались первые звуки танго:

Бэсамэ,
Бэсамэ мучо…

В самом центре потолка был подвешен шар величиной с мяч для игры в водное поло. Вся его поверхность состояла из крошечных зеркал. Во время танго зал погружался во мрак, и снопы лучей двух небольших прожекторов освещали этот медленно вращавшийся зеркальный шар. Яркие зайчики разбегались во все стороны, мелькали на стенах и на лицах людей. Когда же в прожектора вставляли цветные стекла, на бальный зал и танцующие пары сыпался зеленый, желтый или красный дождь искр.

Бэсамэ,
Бэсамэ мучо…

Ритон и Одетта медленно танцевали, держась на почтительном расстоянии друг от друга. Они неуверенно выделывали па и когда им наконец удавалось попасть в такт музыки, старательно повторяли ту же фигуру, чтобы не сбиться.

Но аккордеон Иньяса все время менял ритм, и это их путало. Они наступали друг другу на ноги. Ритон через силу улыбался.

— Это я виноват.

Девушка поднимала на него глаза:

— Ничего, это не страшно.

И снова потупляла взгляд. Ее каштановые волосы вспыхивали чистым золотом, когда на них падали яркие блики от сверкающего шара. Танцуя, Одетта и Ритон очутились у самой стойки бара; вдруг порывом ветра дверь распахнуло, и завиток волос девушки упал на нос Ритону. Он вздрогнул и зажмурил глаза, чтобы не сбиться с такта.

В зал вошли Полэн и Розетта. Они сели за один из столиков, стоявших вдоль стен.