Гиблая слобода

Мать размешала сахар на дне кружки, допила последний глоток, поставила кружку с торчавшей из нее ложечкой на край раковины и вздохнула:

— Думается мне, болезнь у него серьезная.

Скрипнула старая калитка.

— Это Амбруаз, — сказала мать.

Но Амбруаз не сразу вошел в дом. Он любил немного потоптаться в садике — оглядывал все вокруг, вдыхал полной грудью свежий утренний воздух, прежде чем запереться в душной комнате.

Он поздоровался с матерью и смущенно пожал руку Жако.

— Ты не очень замерз этой ночью, Амбруаз? — спросила мать.

— Гм… нет.

Он повесил сумку и нерешительно переступал с ноги на ногу, машинально похлопывая себя по бокам широченными ладонями.

— Следующую неделю я буду работать в дневную смену.

Наверху, в комнате Лулу, послышался кашель, визгливый, как вой сирены. Мать вздрогнула. Но Жако уже мчался по лестнице.

— Погоди, мам, я посмотрю…

— Вот, возьми тазик, а то, может, Лулу станет рвать..«

Лулу сидел на кроватке, опираясь на худенькие ручонки, он опустил голову и прижал подбородок к груди. Глаза были закрыты, лицо в красных пятнах, крупные слезы катились по щекам. Во время приступов кашля все хилое тельце ребенка содрогалось. Сперва начинали дрожать ноги, а вместе с ними и одеяло, под конец кашель переходил в хриплый свист и голова мальчика беспомощно болталась во все стороны.

— Скорей! Скорей!

Не открывая глаз, он показал рукой на тазик, который держал брат. Жако подставил его под подбородок Лулу, и мальчика сразу стало рвать мучительными резкими толчками, словно через силу. Когда ему показалось, что приступ прошел, Лулу поднял на брата полные слез глаза, слабо улыбнулся, но почти тотчас же вынужден был снова нагибаться над тазиком.

Через плечо мальчика Жако сокрушенно смотрел на мать, ожидавшую с чистым полотенцем в руках.

Подбитые гвоздями башмаки застучали по ступеням узкой деревянной лестницы: Амбруаз тоже поднимался наверх.

После приступа Лулу сидел в кроватке и вытирал лицо полотенцем. Теперь уже он был мертвенно — бледен. Видя, что все домашние собрались вокруг него, мальчик испугался.

— Я немнозецко болен… — прошептал он, пытаясь сам себя успокоить.

Лулу посмотрел сперва на Жако, потом на мать, потом на отца и сразу перестал улыбаться. Тогда Жако в свою очередь посмотрел на Амбруаза, мать тоже остановила свой взгляд на главе семейства.

— Надо позвать доктора, — ^ сказал Амбруаз.

Лулу принялся хныкать:

— Не хоцу. Не хоцу доктора. Он сделает больно…

Амбруаз взглянул на плащ и на кашне Жако, собравшегося уходить. Нерешительно проговорил:

— Ты едешь в Париж, чтобы..? Ты еще ничего..?

Амбруаз лишь в исключительных случаях оканчивал начатую фразу. Обычно он с трудом выжимал из себя слова, точно волочил усталые ноги, и часть слов неизменно терялась в пути.

— Милу уже нашел работу, — поспешил сообщить Жако.

Амбруаз продолжал смотреть на него, качая головой.

— По части центрального отопления, — уточнил Жако.

— А… — протянул Амбруаз.

— Только он немного зарабатывает там…

— Ну что ж, — сказал Амбруаз.

Он вышел из комнаты. Деревянные ступеньки лестницы заскрипели под его тяжелыми шагами. Потом в кухне звякнула о кружку чайная ложечка, засвистел газ и с треском вспыхнул от поднесенной спички.

— Послушай, я не хоцу, чтобы приходил доктор.

Жако провел рукой по волосам мальчика и направился к двери.

— Жако, послушай, останься со мной… — умолял Лулу.

— Я еще не ухожу. Спущусь на минутку и потом вернусь.

— Ладно, тогда оставь пальто.

— Хорошо, сейчас… — неопределенно пробормотал Жако, выходя за дверь.

— Знацит, ты уходишь! Да, уходишь! Вот видишь, ты уходишь!

И Лулу снова затянул свою песенку:

— Не хоцу доктора! Не хоцу, чтобы он приходил! Не хоцу!..

Сполоснув таз у колодца, вернулась мать.

— Будь у нас хоть вода в доме! — вздохнула она.

Мать потянула дверную ручку, но дверь так и не закрылась.

— Послушай, Жако, придется все-таки кому-нибудь из вас починить дверь, тебе или отцу…

Выходя, Жако осмотрел дверь. Дверная петля была цела, но косяк треснул и отстал от облупившейся стены.

* * *