Гиблая слобода

И даже не знаешь, окончательный ли это отказ или нет, потому что иногда они действительно писали.

Жако искал работу, искал каждый день. Он расходовал все новые книжечки билетов метро, изнашивал подметки. Прошел месяц. Жако был удивлен, что за целый месяц он так и не сумел найти работу. Все чаще стала закрадываться в голову мысль, что пройдет и второй месяц, и третий, а потом… а потом положение может и не измениться. К тому же число безработных все увеличивалось. У Жако появились новые привычки.

Он отбирал лучшие адреса, чтобы съездить по ним в тот же день. Выкраивал деньги на метро, чтобы поменьше изнашивалась обувь. Вставал с каждым днем все позже. Долго валялся по утрам в постели под одеялом. Иногда он шел на станцию и ждал, когда приедут те, кто работает, чтобы окунуться в другую атмосферу, в атмосферу труда. Жако видел, как страдают безработные, у которых нет семьи, от голода, холода и одиночества, а он страдал из-за семьи. В каждом слове ему мерещился скрытый упрек, он чувствовал себя лишним ртом. Жако не любил оставаться один. Он присоединялся к ватагам молодых безработных, которые слоняются по улицам Парижа со своими мечтами, с накопившейся в душе злобой и донашивают воскресные костюмы, ставшие уже будничными.

Жако опустился.

Ничто не пристает к человеку сильнее, чем грязь безделья. Жако не испытывал больше той брезгливости, которую вызывали у него прежде порванные брюки или недостающая пуговица. Он изменился. На улице глаза его невольно останавливались на объявлениях о вербовке в армию, которые сулили в обмен на жизнь множество увлекательных приключений. Глядя на один из таких плакатов, безработный парень, с которым Жако познакомился в тот день, в порыве ярости заявил, что готов драться с кем угодно и против кого угодно, лишь бы «наполнить себе брюхо перед тем, как его проткнут». Жако тотчас же подумал о Морисе. О себе он не думал. Он еще чувствовал себя достаточно сильным. Пока.

Когда пришел врач, чтобы осмотреть Лулу, Жако пережил особенно тягостные минуты. Мать с волнением ждала приговора. Врач колебался: это, конечно, не ангина, возможно, начало кори, если только не сильная простуда, не воспаление легких и не какое-нибудь эпидемическое заболевание… Он прописал капли, полоскание.

— Доктор, сколько я вам..?

— Тысячу франков.

Спускаясь по лестнице, врач дотронулся пальцем до стены.

— Здесь сыро, и это плохо отражается на здоровье детей. Нельзя ли перевести больного в другое место… У вас нет друзей?

— Друзья-то есть, но живут они не лучше нашего…

Мать задержала врача у порога:

— Я хотела у вас спросить… Теперешняя болезнь мальчика — это не отравление окисью углерода?

— Успокойтесь, тут нет ничего общего.

* * Не

Шантелуб прошел мимо бистро мамаши Мани. Завернул за угол и остановился перед маленькой дверцей. Снял рукавицу, встал на цыпочки, просунул руку в щель между стеной и дверью и вытащил оттуда ключ. Открыл дверь, повернул выключатель и зажмурился от резкого света лампочки без абажура. Он положил на стол синюю форменную фуражку, расстегнул кожаную куртку и, казалось, собирался ее снять…

Потом закрыл дверь и, пофыркивая, стал растирать руки, так и не скинув куртки.

— Эх, если бы печку затопить!

Шантелуб медленно обвел взглядом помещение. Комната была узкая, тесная, как кухня. Вокруг стола стояли три стула с продавленными соломенными сиденьями и деревянная скамья. Если сесть на них, окажешься зажатым между столом и стеной. В одном углу были навалены груды непроданных газет. В другом стояла огромная жестяная банка из-под варенья, вскрытая с помощью долота; в ней были высохший клей и кисть. На стене висели приколотые ржавыми кнопками фотографии, пожелтевшие вырезки из газет и карта велопробега по Франции трехгодичной давности. На самом видном месте — знамя.

Великолепное красное знамя.

Оно относилось к первым дням создания Союза молодежи. Полотнище было сшито из материи, которую, очевидно, откопали в глубине какого-нибудь бабушкиного сундука. Ткань была плотная, тяжелая и вместе с тем мягкая, победоносного красного цвета, словно театральный занавес. Девушки тоже включились в работу. Они вышили золотом крупными буквами надпись: СОЮЗ РЕСПУБЛИКАНСКОЙ МОЛОДЕЖИ ФРАНЦИИ, расположив ее полукругом. Пришили к знамени алую бахрому. Парни занялись древком и наконечником. Достали две деревянные ручки от лопат и накрепко соединили их металлическим кольцом. Получилась тяжелая, но удобная рукоятка. Затем вырезали из листа железа толщиной в четыре миллиметра кусок, похожий по очертаниям на карту Франции, и припаяли его по пиренейской границе к другому кольцу, насаженному на конец палки. После того как все это было выкрашено в красный цвет, получился наконечник древка, вполне соответствующий честолюбивым требованиям молодежи.

Знамя прикрепили к стене двумя длинными плотничными гвоздями, загнув их в виде крюков, а тщательно расправленное полотнище пришпилили тремя кнопками.