У входа в Зал празднеств была толчея. Вокруг стояли автобусы, автомобили, велосипеды. У кассы слышались раздраженные голоса, крики возмущения. Гиблая слобода в лице своих представителей проводила Рея до входа за кулисы, где парни простились с приятелем, напутствуя его ободряющими возгласами и всевозможными советами.
Расталкивая толпу плечами и локтями, они добрались до главного входа, оттеснили контролера и, поддразнивая билетершу, ворвались в зал.
Боксерам были отведены артистические уборные. Рей, конечно, занимал самую лучшую из них, принадлежавшую некогда известной актрисе. Стараясь поддерживать добрую славу Зала празднеств, служитель не решался стереть старую надпись «Мадам Лили Файоль», сделанную мелом на двери. Боксеры, выступавшие первыми, были уже готовы. Одни из них бегали мелкими шажками по коридору, другие проводили бои с тенью или же приседали, чтобы размять мускулы. В воздухе стоял тяжелый запах лекарств и массажного масла. Теперь Рей сделался страшно бледен, он несколько раз с трудом проглотил слюну. Сел на скамейку, вытянул ноги. Вошел тренер.
— Привет, Рей, как себя чувствуешь?
— Добрый вечер, мсье Шарль, ничего.
— В форме?
— Гм. У меня…
— Ну, только не взвинчивай себя. Раздевайся, я приду бинтовать тебе руки. Сейчас у меня Морбер и Антерьё, два боя по шести раундов. Скоро увидимся…
В дверь постучали.
— Кто там? — рявкнул тренер.
Дверь тихонько открылась, и в нее просунулась голова Шантелуба.
— Это… это я, — пробормотал он.
— Послушайте, сейчас не время… Ты его знаешь, Рей?
Боксер утвердительно кивнул головой.
— Это твой приятель?
Боксер опять кивнул.
— Ладно, в таком случае…
Выходя из уборной, тренер сказал Шантелубу на ухо:
— По мне, лучше не оставлять его одного. Говорите с ним о чем угодно, только бы он не думал о предстоящей встрече.
Шантелуб неподвижно стоял перед Реем.
— Извини меня… Я понимаю, сейчас не время…
Рей, по — прежнему мертвенно — бледный, не сводил безучастного взгляда с грязного цветка на обоях.
— Я хочу попросить тебя об одной услуге… — проговорил Шантелуб и тут же поправился: — Нет… не для себя. Для всех. Вот в чем дело…
Он внимательно посмотрел на Рея.
— Но… но ты меня не слушаешь. Конечно, голова у тебя не тем занята. Выслушай меня, Рей, пожалуйста.
Боксер кивнул головой в знак согласия. Он встал, снял пальто, скинул пиджак, брюки, вязаный жилет, рубашку, ботинки. Растер себе грудь, сделал круговые движения руками.
— Послушай, Рей, Франции сейчас угрожает опасность, серьезная опасность. Мы только что вышли из войны. Из ужасной войны.
— Застегни-ка мне его сзади да затяни получше.
Рей вынул из чемодана бандаж, надел его поверх плавок и повернулся спиной к Шантелубу.
Секретарь молодежной организации Гиблой слободы стал неловко возиться с застежками. Воспользовавшись удобной минутой, он пустился в объяснения:
— Нацистов вновь хотят вооружить…
Он расстегнул бандаж и затянул его потуже.
— Так, хорошо, — проговорил Рей.
— Послушай, ты знаешь, что это за штука, война. Прости, что напоминаю тебе об этом, но ведь определенно это гестапо арестовало твоего отца в шахте, и он ведь уже не вернулся… Ведь тебе, матери, братьям и сестрам пришлось бежать с Севера и поселиться в Замке Камамбер… ведь все это из-за войны. А теперь они всё хотят начать сначала, определенно.
Рей отошел в сторону. Одернул обеими руками бандаж, чтобы тот стал на место. Потом вынул из чемодана белые трусы и надел их. Оттянул резинку на поясе и отпустил так, что она щелкнула у него на животе. Проделал три приседания, глубоко дыша, и подошел к Шантелубу.
— Я вполне согласен с тобой, Рене, ты же знаешь. Но моя работа — вот она, дружище.
Он раскрыл левую руку и ударил кулаком в ладонь.
— Чем же я-то могу помочь? Когда придут эсэсовцы, позовите меня. В тот раз я был еще мальчишкой, но у меня с ними свои счеты. Поверь мне, Рене, вы можете на меня рассчитывать.
И он с еще большим воодушевлением ударил кулаком в раскрытую ладонь.
Шантелуб схватил его за плечи и горячо проговорил:
— Эсэсовцы не должны больше возвращаться, Рей, никогда.
Оба замолчали. Рей сел, натянул белые носки, старательно разгладил пятку. Вынул из чемодана ботинки и надел их.
— Зашнуруй мне ботинки, ладно?
Боксер положил правую ногу на колени Шантелуба, усевшегося перед ним. Оперся спиной о туалетный столик, вытянул руки, запрокинул голову. Он отдыхал.
На боксерских ботинках сорок дырочек, и в них надо продеть шнурки больше метра длиной.
Рей сказал:
— Я поставил свою подпись под воззванием против пе ревооружения Германии, когда к нам приходил Мартен. В Гиблой слободе все подписались. Что еще я могу сделать?
Шантелуб тщательно продергивал шнурок в каждую дырочку и внимательно следил, чтобы длинный язычок ботинка не собирался складками.
— Как раз в эту минуту, Рей, в Париже проводится мощная демонстрация. Я хотел обеспечить явку наших ребят. Ничего не получилось: все они пришли на твой матч.
В дверь постучали.
— Войдите.