Гиблая слобода

Огромный зал — тот зал, который кипит и бурлит, тяжело дышит и покрывается испариной, содрогается от приветственных криков и от воплей отчаяния, от восторженных Возгласов и от нечеловеческих стонов и к концу третьего матча доходит до неистовства — сейчас был погружен в молчание. Рей остановился у выхода из-за кулис и с изумлением прислушался к непривычной тишине. Не слышно было гула голосов: зрители не высказывали пристрастных суждений о предыдущих боях, не предрекали с обычной запальчивостью исхода предстоящей встречи между двумя знаменитыми боксерами. Не было плотоядного шума толпы, возбужденной видом крови. Вокруг волшебного светового квадрата — куда как магнитом притягивало страсти двух тысяч зрителей — стояла мрачная тишина. На ринге с мик рофоном в руках говорил Шантелуб. Рядом с ним стоял навытяжку Мартиньон. Люди, поднявшиеся со своих мест, чтобы узнать имена боксеров, павших за родину, и почтить их память минутой молчания, были неподвижны. Они слушали. Рей застал конец выступления Шантелуба:

— …Война уносит больше жертв, чем ринг. Делая все возможное, чтобы ее предотвратить, мы служим человечеству и тем самым содействуем развитию спорта.

Шантелуб вернул микрофон Мартиньону, перелез через канаты и направился к своему месту. Послышались редкие хлопки, но большинство зрителей не решалось аплодировать этому выступлению, словно какому-нибудь матчу бокса.

Наконец все уселись, и тишины как не бывало. Теперь уже обсуждали речь Шантелуба.

Оба боксера появились одновременно в противоположных углах помоста. Таким образом они могли поделить долгие овации, встретившие их, но симпатии публики сразу определились. Стоя на скамьях, парни из Гиблой слободы принялись скандировать: «Рей! Рей! Рей!» — И весь зал присоединился к этим крикам в честь местного чемпиона. Аль Дюбуа не растерялся, он вышел на середину ринга, повернулся во все стороны два раза, подняв над головой стиснутые руки; полы его пурпурного халата разлетались, а на спине можно было прочесть имя боксера, вышитое крупными золотыми буквами. Он был встречен градом ругательств, свистками. Аль Дюбуа раскланялся, улыбаясь, и вернулся на свое место.

— Ступай сниматься в кино! В кино! — кричали в один голос ребята из Гиблой слободы.

— Гр — р-рандиозный национальный матч боксеров среднего веса, восемь раундов, — объявил Мартиньон торжественно. — Аль Дюбуа из Монтрейя…

Он выждал, пока уляжется буря негодующих криков, и прибавил:

— …семьдесят два кило двести граммов против…

Ему опять пришлось выждать, так как бешеные овации предшествовали имени боксера.

— …против Рея Валевского…

Он вновь сделал паузу и, когда публика несколько успокоилась, докончил:

— …семьдесят два кило.

— Подарим ему двести граммов, факт, — пробормотал Жако.

— Главный судья — мсье Стиман.

— Рей Валевский! — проревел Мартиньон, указывая на боксера, который тут же встал.

— Это он! — выдохнул в ответ зал.

— Аль Дюбуа!

— А это тот! — насмешливым эхом откликнулся зал.

Оба противника сняли халаты и набросили их на плечи.

Подошел врач, пощупал у них за ушами, отогнул и посмотрел веки. Он утвердительно кивнул головой судье, и тот подозвал к себе боксеров.

Пробормотав им на ухо обычные советы, он отпустил их. Боксеры скинули халаты и передали их своим тренерам. Оба замерли в ожидании, прислонившись к канатам.

Прозвучал гонг.

* * *

Об этом потрясающем матче в Гиблой слободе забудут нескоро. Атаки высокого и гибкого Аля Дюбуа были опасны, ответные удары неожиданны. Рей не делал ни одного лишнего движения, каждое было рассчитано и оправдано требованиями наступления или защиты. Юноши кружили по помосту, сближались, нападали, уклонялись от ударов с легкостью и быстротой, от которых рябило в глазах. Они яростно обменивались ударами, ничего не спуская друг другу, и каждый смотрел прямо в глаза противнику, как будто кулаки, руки, ноги, ринг и зал— все это жило в глубине его зрачков. Разъяренные и недоверчивые, как дикие звери, они сжимали челюсти под твердыми резиновыми назубниками и с царственным спокойствием встречали самые сокрушительные удары.

Вдруг правый кулак Дюбуа скользнул по руке Рея и пришелся ему ниже пояса.

Зрители мгновенно повскакали с мест, заулюлюкали, чтобы заклеймить запрещенный удар, но Дюбуа опустил руки и извинился, чуть наклонив голову. Рей улыбнулся, как бы говоря: «Это пустяки, не беспокойтесь». Боксеры слегка коснулись перчаток друг друга в знак рукопожатия и тут же стали наносить удары с еще большим остервенением.

Публика снова уселась и долгими аплодисментами приветствовала этот рыцарский жест. I

ЧЛ

Окончание каждого раунда неизменно встрёчалось рукоплесканиями, а во время короткого перерыва зал удовлетворенно гудел.

Так продолжалось до предпоследнего, седьмого, раунда.

В самом его начале Рей получил в висок короткий удар справа; он пошатнулся, старая рана у надбровной дуги открылась. Как только Дюбуа увидел кровь на лице противника, он стал упорно метить в рану.

— Ударь по печени!

— Бей в живот, Рей!