Три года назад приезжий бакалейщик открыл лавочку как раз напротив заведения мамаши Мани. В те времена она держала только бистро. Бакалейщик соглашался на любой кредит, но все время взвинчивал цены и так умело вел дела, что люди были вынуждены покупать только у него одного. Он заставлял дорого расплачиваться за всякую поблажку и обращался с покупателями, как с должниками. Женщины боялись ходить к нему в магазин: уж слишком большие вольности он себе позволял. А ответить резко они не решались, потому что были у него в долгу. Мужьям приходилось делать покупки самим, возвращаясь с работы домой, да еще смеяться пошлым шуткам этого субъекта. Бакалейщик недолго удержался в Гиблой слободе. А когда он уехал, мамаша Мани открыла у себя торговлю бакалейными товарами.
Можно подумать, что в Гиблой слободе стены домов прозрачные. Если Удоны утром пили шоколад вместо кофе с молоком, на следующий день мадам Вольпельер непременно спросит кого-нибудь из них:
— Что это у вас за марка шоколада — «Фоскао» или «Бананья»? Запах просто замечательный!
Канализации в Гиблой слободе нет. Грязная вода стекает по трубам прямо в канавку, прорытую между мостовой и тротуаром. По цвету ручейка, бегущего мимо дверей квартиры Мунинов, легко догадаться, что сегодня у них стирка.
Двадцатого числа каждого месяца Гиблую слободу охватывает нетерпеливое, напряженное ожидание; ребятишки заранее знают, что сегодня уж им обязательно купят сластей. Как всегда, первой подает сигнал мамаша Жоли.
— Едет, едет! — кричит старушка со своего наблюдательного поста.
Заслышав ее радостные вопли, все выбегают на улицу.
— Добро пожаловать!
— Не зайдете ли выпить стаканчик?
— Как здоровьице? Не сдает?
— Погодка-то вроде установилась…
— Вы всегда точны, милейший!
— Если бы вы только знали, как я рада вас видеть!
— Гюстав, привяжи собаку. Не бойтесь, мсье, она не кусается…
Так встречают агента, развозящего пособия многодетным семьям. Это маленький человечек, застенчивый и сдержанный. У него такой вид, словно он боится обидеть кого-нибудь. Но ведь он привозит людям деньги. Правда, те, кто имеет право требовать, иногда слишком уж задирают нос.
Гудки паровозов и скрежет сцеплений поездов, которые прибывают на станцию за Гиблой слободой и отправляются дальше, точнее всяких часов отмечают время. В два часа ночи по мостовой с грохотом проезжают грузовики, везущие овощи на Центральный рынок Парижа. Стены домов дрожат, люди слышат сквозь сон гул моторов, но не просыпаются. Все уже так к этому привыкли, что плохо спят в воскресенье ночью, потому что на следующий день, в понедельник, рынок бывает закрыт. Утром по воскресеньям жизнь в Гиблой слободе кипит. Мужчины дома, и у них есть свободное время. Они советуются друг с другом, занимают у соседа то лопату, то грабли. Женщины переговариваются, заметая сор у порога, а ребятишки бегают наперегонк. и по дворам и садикам. Радиоприемники орут во всю глотку, и Раймон Мартен, который ходит из дома в дом, продавая «Юманите», может прослушать всю воскресную радиопередачу, не пропустив ни одного слова, ни одной ноты. А весенними вечерами в воскресенье по шоссе тянутся нескончаемой вереницей машины — это парижане возвращаются с пикника или с прогулки в долину Шеврёз. Заняв выгодные места у дороги, обитатели Гиблой слободы с важностью обсуждают достоинства автомобилей, толкуют о моторах или высмеивают «этих господ и дам». Из-за узкой скверной мостовой машины замедляют ход и едут гуськом — прямо похороны по первому разряду. Женщины рассматривают туалеты парижанок, парни встречают свистом хорошеньких девушек в открытых двухместных автомобилях, а мужчины стараются по звуку мотора определить марку машины. Дети прислушиваются к словам взрослых и восторженно подсчитывают, сколько проехало малолитражек и сколько машин с передними ведущими колесами, а шавка мамаши Жоли лает с таким остервенением, что хозяйке приходится взять ее на руки, чтобы она, чего доброго, не выпрыгнула из окна.
Тот, кто знает Гиблую слободу как свои пять пальцев, не нуждается ни в каком календаре. Стоит пройтись мимо кухонь — и можно безошибочно определить по запахам, начало это или конец месяца. По осунувшимся лицам жителей квартала можно сразу сказать, что сегодня суббота, а не понедельник. А по тому, как они здороваются, — угадать, хорошо или плохо у них идут дела.
Всем в Слободе известны машины пяти окрестных врачей. Поэтому, когда одна из них останавливается перед чьей-нибудь дверью, надо непременно разузнать, что случилось, если только мамаша Жоли не предупредит, что дела идут на улучшение и беспокоиться нечего.
Странная вещь: никто еще добровольно не поселился в Гиблой слободе, но ни один человек из тех, кого забросила сюда судьба, не уехал добровольно в другое место.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
БЕЛОЕ КАШНЕ
На следующее утро Жако встал рано, словно собрался идти на работу. Тщательно побрившись, он с особенным вниманием занялся своими усиками и руками.
Когда он спустился в кухню, мать критически оглядела его: