Гиблое место

Вне дома из Клинта обычно слова не вытянешь, но в присутствии Фелины он заливался соловьем, словно ведущий телевизионной программы. Нет, не ублажал ее пустой болтовней, а с поразительной ловкостью превращался в заправского рассказчика. Он умел преподнести какой-нибудь случай из жизни так эффектно, что Фелина просто не могла остаться равнодушной. А уж как радовался Клинт, когда жена, слушая его рассказ, покатывалась со смеху или широко раскрывала глаза. Она была единственным человеком, мнением которого Клинт дорожил, и ему непременно хотелось, чтобы жена считала его умудренным, остроумным, занятным.

Когда их роман только-только начинался, Клинт задавал себе вопрос: может, он распахивает перед ней душу потому, что Фелина глухая? Глухота ее была врожденной, Фелина ни разу в жизни не слышала человеческую речь, оттого и говорить не научилась. Зато она бойко объяснялась жестами, и Клинт тоже освоил язык глухонемых. (Так она разговаривала с ним и сейчас, за столом. Потом, глядишь, и сама расскажет на своем немом языке, как у нее прошел день.) Так вот, поначалу Клинту казалось, что он сблизился с Фелиной именно благодаря этому изъяну: поверяя ей сокровенные мысли и чувства, он мог быть уверен, что собеседница никому о них не расскажет. Это почти то же самое, что разговор с самим собой: все сказанное сохраняется в тайне. Со временем он понял, что доверился Фелине вовсе не благодаря ее глухоте, а вопреки ей, что так охотно делится с ней самым сокровенным — и ждет того же от нее — лишь потому, что любит ее.

Клинт описал посещение Фрэнка Полларда. Когда он рассказал жене, как Бобби и Джулия трижды удалялись в уборную посовещаться, Фелина весело расхохоталась. Клинту нравился ее смех, легкий и удивительно звучный, будто она вкладывала в него всю радость жизни, которую не могла выразить в словах.

— Ну и парочка эти Дакоты, — заметил Клинт. — Я сперва удивлялся: и как это такие разные люди работают вместе? А познакомишься с ними покороче — и понимаешь: эти ребята друг другу подходят тютелька в тютельку.

Фелина положила ложку и знаком ответила: «Мы тоже».

— Точно.

«Тютелька в тютельку — это что. Мы друг другу подходим, как вилка с розеткой».

— Точно, — улыбнулся Клинт. Тут до него дошло, что в ее словах скрывается фривольный намек, и он рассмеялся.

— Ну ты и шалава.

Фелина улыбнулась и кивнула.

— Вилка с розеткой, говоришь? «Большая вилка, тугая розетка. Подходят как нельзя лучше».

— Ладно, я у тебя сегодня проверю проводку.

«Мне позарез нужен первоклассный электрик. Но расскажи еще про вашего нового клиента».

За окном грянул и раскатился гром. Порыв ветра швырнул в стекло дождевые капли. От шума непогоды в теплой кухне стало еще уютнее. Клинт с удовольствием вдохнул ароматы кухни, но вдруг сердце у него защемило. Какая жалость, что Фелина не может услышать раскаты грома, шум дождя и вместе с ним оценить всю прелесть покоя посреди непогоды.

Клинт вынул из кармана красный камешек с виноградину величиной, из тех, что принес сегодня Фрэнк Поллард.

— Вот захватил тебе показать. У этого малого таких полная банка.

Фелина двумя пальцами взяла камень и поднесла к свету. «Какой красивый, — показала она жестами и положила камешек на белый пластик стола рядом с супницей. — Он очень ценный?»

— Пока не знаем. Завтра специалисты скажут. «По-моему, ценный. Когда пойдешь на работу, проверь, нет ли в кармане дырки. Чует мое сердце: потеряешь — потом сто лет придется вкалывать, чтобы расплатиться».

Камень вбирал лучи света, пропуская через себя. По лицу Фелины размазались яркие багровые отблески. Они напоминали кровавые потеки. Клинтом овладела непонятная тревога. «Чего ты скис?» — знаками спросила Фелина. Что ей ответить? Что он струхнул из-за ничтожного пустяка? Клинт промолчал. Но вверх по спине пробежал колючий холодок, точно повалились выстроенные рядком ледяные доминошки. Он подвинул камень: пусть лучше кровавые отблески падают на стену, а не налицо жены.

Глава 36

В половине второго ночи Хэл Яматака с головой ушел в роман Джона Д. Макдональда «Последний оставшийся». Единственное кресло в комнате было не самым удобным сиденьем — Хэл еле в него втиснулся. В больнице стоял нестерпимый запах антисептиков, от которых Хэла всегда подташнивало. Вдобавок в горле засел фаршированный острый перец, который Хэл ел за ужином. Но книга так его захватила, что на все эти мелочи он не обращал никакого внимания.

За чтением он совсем забыл о Фрэнке Полларде, как вдруг услышал короткий шипящий свист, словно из узкого отверстия с силой вырвалась струя воздуха. По палате пронесся сквознячок. Хэл поднял глаза от книги. Он думал, что Поллард по-прежнему сидит на кровати или слезает с нее. Но Поллард исчез.

Хэл в тревоге уронил книгу и вскочил с места.