Гиблое место

«Ладно, – решила она, – завтра так и сделаю, если, конечно, не найду свою коробку». Осторожно закрыв ящик комода, Варя зевнула и пошла спать. Муж громко храпел. «Десятый сон видит», – хмыкнула она, осторожно укладываясь с краю кровати. Она бы, наверное, тоже сразу уснула, но запах духов лез в ноздри, от него першило в горле, было трудно дышать.

Но ещё труднее было думать о том, почему от мужа пахнет женскими духами…

Глава десятая. Мереченье у Кривой пучины

(Начало июня 2014 года)

– Чем так воняет? – Петро принюхался. – Запах знакомый. Будто Балашиха мимо прошла.

– Точно, она «Красной Москвой» пользуется. И где берёт?

– У неё запасы с самой войны. Не поверишь, тушёнка ещё с шестидесятых годов лежит – сам видел, два ящика. И сгущёнка в трехлитровых жестяных банках. В погреб как-то лазал – просила солонину достать. Так там если покопаться, ещё американские консервы, поди, найти можно, что по ленд-лизу поставляли. – Ботаник усмехнулся. – Сам не видел, но мужики рассказывали, что якобы лежат у неё в схроне коробки и ящики с американским «вторым фронтом».

Я собирался домой. Связь напрочь исчезла, что с проектом – непонятно, что делать вообще не ясно. И смерть Виктора не давала покоя. Помощник прокурора Шатохинского района привёз мне постановление о прекращении дела в связи с отсутствием состава преступления. Смерть квалифицировали как несчастный случай. Роберт Исмаилович не поставил машину на ручной тормоз и не заблокировал колёса. Я точно помнил, что он долго возился вокруг машины, укрепляя её на пароме, но теперь, после всех видений, уже был не уверен не то что в увиденном, но и в собственном уме. Выбраться в город не получилось – будто по мановению волшебной палочки, пошла коренная вода в Оби и затопила паромную переправу. Холодная, дождливая весна плавно перетекла в холодное лето. Моросили дожди, и председатель сказал, что к трассе лучше не соваться – там не пройдёт даже его вездеход на пневматиках. Но мне было просто страшно оставаться – я боялся, что сойду с ума. Всё, что случилось, было настолько невероятным, что объяснить это себе я мог только расстройством психики. Единственная радость – стал спать без снов. Падал вечером в постель и просыпался утром. Время сна куда-то терялось, будто закрыл глаза и тут же и открыл. Отдыха такой сон тоже не приносил, усталость и раздражение накапливались.

Сегодня было холодно, но первый день без дождя. Я шёл по лесу следом за Петром, не понимая, как в такой собачий холод дал уговорить себя пойти порыбачить. И запах «Красной Москвы» будто преследовал.

Я вспомнил, как мать не любила его, видимо, мне по наследству передалось отвращение.

Петро не умолкал ни на минуту. Мне с трудом удалось вклиниться с вопросом в его монолог:

– Откуда дорога здесь? Да ещё такая добротная? От военных, что ли, осталась?

– А, эта? Да историк у нас был, учитель. Он рассказывал, что от скифов осталось, а старики говорят, что чудь в этих местах жила, их рук дело. И я обратил внимание – начинается из ниоткуда. Вот ты заметил, когда мы на неё ступили? То-то, и я не заметил. И никогда не замечал – вроде идёшь, тропинка, лес – и вдруг ширь метра четыре и покрытие странное. И кончается так же – просто пропадает из-под ног. Но мы привыкли, не обращаем внимания. А тут березняк больше всё. Поляны большие. Покосы там знатные были. Да и сейчас есть. Военные нам всегда разрешали косить. Вроде и зона там, и колючка стоит, а поляны тянутся почти до самой вершины. Да вон она, чёрная горка-то – мы к ней с другой стороны подходим. Так сказать, с чёрного хода. Вон, видишь, тропка?

Я кивнул, с интересом рассматривая гору. Здесь она была гораздо веселее, чем виделась от ограды военного городка. Склон более пологий, покрытый цветущим разнотравьем; густо жужжали пчёлы, радуясь первому солнечному дню. Ничего необычного, ничего зловещего, только дальше, у самой вершины невысокой горки, торчал чёрный частокол пихт.

– А мы к озеру идём. Кривая Пучина называется. Не поверишь – дна нет! Бездонное. С виду небольшое озерцо, вода чистая, прозрачная – рыбу видать. С того места, куда идём – песочек на дне, а дальше – неожиданно дно из-под ног уходит и всё. Сколько там метров глубины – неизвестно.

– А что ж не измерил? Или приборов нет?

– Нет, – серьёзно ответил Петро. – Тут военные пытались – эхолотом, да ничего не вышло. Старики рассказывают, что будто ход там какой-то. Древний. Но сказки всё это.

– Да откуда этот запах? – я был готов закричать. Неоткуда было взяться в лесу, в начале лета аромату «Красной Москвы»!

– Тебе кажется. Может, ты опять того? Ты сядь, отдохни. Я пока палатку поставлю. А тебя как отпустит, костерок разожги. Если хочешь, я водки взял, хлебни.

– Спасибо, мне хватило. Я эту дрянь под расстрелом больше в рот не возьму.

– Даже самогонку Балашихи? – хохотнул Петро.

– А её – тем более и тебе не советую. Кстати, зачем палатку тащил? Всё равно к вечеру домой.