Гиблое место

– Ну вот и гостенёчки дорогие пожаловали. Давно уж вас жду, дожидаюсь, все жданки съела. Отведайте пока, что Бог послал, со мной переслал, – зачастила старуха, смахивая полотенцем несуществующие крошки со стульев, а я внимательно смотрел на неё, будто вообще первый раз видел.

Бабка явно переигрывала, строя из себя Бабу-Ягу. Прибаутки и поговорочки не вязались с её оценивающим, холодным взглядом. Причём смотрела она в основном на ботаника, встретиться глазами со мной почему-то избегала. Я подошёл к умывальнику, вымыл руки, не побрезговав предварительно намылить их столетним грязным обмылком, тщательно вытер льняным полотенцем не первой свежести, молча прошёл к столу и только тут почувствовал, как зверски проголодался. Не говоря ни слова, пододвинул к себе тарелку с грибами и принялся есть.

– Здравствуйте, Валентина Сергеевна! – опомнился Петро, до этого ошарашенно глядевший на меня. Он просто оторопел от такой наглости, но бабку это, видно, развеселило. Она хихикнула и, тут же чинно спрятав руки под передник, произнесла согласно канонам русской народной сказки:

– Узнаю птицу по полёту, а добра молодца по соплям! Проходи и ты, Петруша, пока этот сокол не склевал всю жратву.

Петька присел рядом, а я отметил, что уже мысленно называю его как-то панибратски, что ли? Интересно, когда это он перестал быть посторонним человеком и стал своим?

– Сергевна, а я грибы что-то не очень, – промямлил Петро, присев на самый краешек стула. Я фыркнул – точно, теперь ботаник грибы разлюбит на всю свою оставшуюся жизнь! – Мне бы картошечки.

– Вот все дела брошу, да в подпол полезу, картошки наберу да тебе нажарю. Вон, бери вилку да холодца цепляй с блюда. А ежели горяченького захотел, то борща налью.

– Давай борща, – согласился Петро.

Бабуля неторопливо прошла к газовой плите, сняла крышку с большой кастрюли, налила две поварёшки супа, зачерпнула третью – с гущей, но, передумав, выплеснула обратно.

– Ешь, соколик, не стесняйся, жирок наедай, щёки отращивай, – и старуха поставила тарелку перед замом по науке. Тот пробормотал что-то в благодарность и взял ложку. Я на них не отвлекался, наворачивая и жареные сморчки, и холодец, и пирогами с картошкой не брезговал, и огурцы с помидорами, ядрёные, бочкового посола, тоже уминал за обе щёки. Думал, как начать разговор, о чём спросить в первую очередь – а вопросов к старухе накопилось много. Но Балашиха сегодня, видно, не в настроении была, или шлея под хвост попала, но она долго и занудно выговаривала Петру о том, как нужно сеять, как нужно пахать, как ухаживать за скотиной…

– Вот в ранешные времена председатели были так председатели. Фёдор Егорыч, конечно, тоже не плох, мужик с гвоздём, крепко совхоз дёржит, но народ он разбаловал. А народ держать надо, под самые жаберки держать, чтобы по струнке ходил да дыхнуть боялся лишний раз, без разрешениев-та. – Пётр что-то попытался вставить, но старуха перебила его:

– Вот раньше председатель на ферму приезжает, да приезжает-та он не сразу, вначале весь совхоз объедет, всё обсмотрит, всё хозяйским взглядом заметит да отметит. А на ферму уж в последнюю очередь заезжает. Посмотрит, как доярки коров доют, как скотники стойлы чистют, и если что не так – р-рраз, и по роже. Строго тут было у нас, по-военному. А мы и старались, доили, да столько надаивали, сколько сейчас коровы и дать-то молока не смогуть, даже если к ним доярки с помощью присоединятся. Вот так и жили – и в войне участвовали, и в труде.

– Да что вы такое говорите, Валентина Сергеевна? Никогда у нас в совхозе рукоприкладства не было, да и вы никогда дояркой не работали.

– А ты не встревай, когда старшие говорят. Молод ещё, зелен, старших-та перебивать. – И старуха постучала по столу пальцем – сухим, узловатым, с чистыми, ровными ногтями и большим перстнем. Я хмыкнул – ботаник прав, даже я, городской житель, понимаю, что таких рук у доярок не бывает. И колечко на совхозную зарплату такое не купишь – большой перстень на указательном пальце сделан в виде звезды, в центре – чёрный камень, вокруг пять штук рубинов – некрупных, со спичечную головку, вкрапления бирюзы и, кажется, речной жемчуг.

– Валентина Сергеевна, вы что-то нам рассказать хотели. И в гости звали, – недоуменно развёл руками Петро.

– А про кого ж тебе рассказать, соколик? Про подельника твоего, Исмаилыча? Не к ночи будь помянут покойничек. А принял он смерть жуткую, такую и врагу злейшему не пожелаю. А смерть-то, она рядом ходит. Смерть, добры люди говорят, не за горами, а за плечами. Так ведь, Пётр свет Аркадьевич?

«Ушлая бабка», – отметил я про себя. Налил из стеклянного кувшина молока, в два глотка выпил, утёр рот ладонью.

– Не пронесло бы, Яшенька, после огурчиков-то, – ядовито заметила бабка. – А то, может, самогоночки моей фирменной отведаешь? Хорошая самогонка, на семи травах настоянная, кедровыми орешками очищенная да наговоренная правильно…

– Это как? Чтобы пили и ещё хотелось? – пошутил я.