Гиблое место. Служащий. Вероятность равна нулю

— Это уже кое-что, — сказал Ковачев. — Стало быть, жена его тоже в игре и соблюдает все правила.

— А второе обстоятельство? — спросил Марков у Консулова.

— Другое еще странней. Внимательно читая донесения наблюдателей (а читал я их многократно, все искал какую-нибудь зацепку), я подметил, что несколько раз Петров пользовался телефоном-автоматом на углу бульвара Евлоги Георгиева, возле остановки автобуса, которым он едет на работу. Но у него и дома есть телефон, и в цехе, и в канцелярии, где оформляют заказы. Первый раз он позвонил спустя три минуты после выхода из дома. Я решил, что он что-то забыл сказать своей любимой Еве. Но он звонил не ей. Вечером того же дня, сойдя с автобуса, он опять воспользовался автоматом. Я подумал: а вдруг испортился домашний телефон! Проверил. Нет. Исправен! Так повторялось несколько раз. Что это за ритуал — вести краткие разговоры до или после работы, явно предпочитая общественный телефон личному? И чем иным объяснить этот ритуал, кроме страха, что домашний телефон можно прослушать, а уличный — нет?

— Вот это идея! — сказал Марков, почесывая свои седые волосы. — Да представляете ли вы, сколь она может оказаться плодоносной? И отчего раньше не сигнализировали, ведь мы упустили несколько его разговоров!

— О чем сигнализировать? Что он звонит по автомату недалеко от своего дома? С кем такое не случается.

— Автомат всегда один и тот же?

— Судя по донесениям, да.

— Так, так... — начал потирать руки Марков. — Значит, господин Петров полагает, что если домашний его телефон прослушивается, то из будки телефона-автомата он может говорить с кем угодно и о чем угодно. Браво, идеалист Петров.

— Прикажете взять разрешение на прослушивание этого автомата? — спросил майор.

— Постоянно, весь день, не нужно. Но в момент, когда им воспользуется Петров, по радиосигналу наблюдателей мы должны слышать разговор. Преступно упустить такую возможность. Какой шанс! Какой шанс!

II. АВТОМАТ 70-69

17 августа, воскресенье. После обеда

Как и следовало ожидать, Марков был в одной из генеральских палат. И поскольку у него никого не было в Софии — родители давно умерли, свою семью он не создал, братья и сестры жили в Казанлыке, — в эти послеобеденные часы в палате он был один.

Крыстю Марков давно страдал почками. Были долгие периоды, когда они вообще не давали о себе знать. Случались недели, как он выражался, «примирения», некоего равновесия между болезнью и организмом, но время от времени болезнь набрасывалась, как лютый зверь, и тогда этот огромный бесстрашный мужчина искусывал в кровь губы и скреб ногтями стену возле кровати.

Очередной камешек двинулся в свой кровавый путь, когда началось наблюдение за уличным телефоном-автоматом № 70-69. Приступ свалил генерала рано утром в кабинете, еще до чтения бюллетеней. Несколько дней боли были настолько острыми, что только лишь огромные дозы атропина и папаверина облегчали генеральские муки. Но, слава богу, вчера камень вышел, и врачи разрешили посещения...

Когда дошла очередь до последних служебных новостей, генерал прежде всего поинтересовался, как дела с Петровым. Вместо ответа Ковачев достал из своей сумки диктофон и протянул начальнику.

— Это наш общий подарок, товарищ генерал, по случаю вашего выздоровления. Нет, не диктофон, а кассета.

— Уж не записи ли моей любимицы Лили Ивановой?

— Кое-что потрогательней. Записи телефонных разговоров товарища Петрова по автомату номер 70-69, снабженные информационными справками и нашими комментариями к оным. Идея, как и сценарий этой радиопьесы, принадлежит капитану Консулову. Он и ведущий. А исполнители все мы, ваши подчиненные.

— Радиопьеса ради одного меня? — спросил явно польщенный и обрадованный Марков.

— Зная ваше любопытство, я и не помышлял заявиться к вам без папки под мышкой со всеми документами. И опять возник этот Консулов. Генералу, говорит, делают уколы атропина, значит, он не может пока что читать. Да и зачем читать, когда у нас на пленке живые голоса. Так и родилась радиопьеса. Слушайте на здоровье... А я не стану мешать.

 

— Суббота, девятого августа, тринадцать часов сорок восемь минут, — услышал он отчетливый голос Консулова с характерными металлическими нотками. После краткой паузы что-то лязгнуло (явно включился автомат), и другой голос сказал:

— Можно ли попросить товарища Пипеву?

— Одну минуту, — отвечал девичий голос. — Мама, тебя зовут.

Последовала пауза.

— Жанет Пипева у телефона, — поплыл плотный альт. Видимо, обладательница его была женщиной полной и властной.

— Вас беспокоит Христакиев. Брат Кынчевой.

— Минутку.

Краткая пауза, затем послышался шум, как будто закрыли дверь.

— Деверь Гинки?

— Да. Что у вас для меня?