Улица стала заполняться людьми. Ворота открывались, кто-то кричал, высокий женский голос выл на одной ноте. Лизавета стояла, выронив сумку, сцепив руки в замок, не отводя взгляда от места аварии.
«Не аварии, а убийства!»
Когда ее тронули за плечо, Лизавета покачнулась и повернула голову. Рядом стояла баба Лена.
– Видела? – только и спросила она.
Лизавета сразу поняла, что та говорит про многоножку. Секунду-другую женщины, старая и молодая, смотрели друг другу в глаза, а потом баба Лена обхватила руку Лизаветы повыше локтя и повела за собой.
– Тут и без нас разберутся, ничем не помочь, – сказала она, – а нам поговорить надо.
На половине бабы Лены Лизавета оказалась впервые. Эта часть дома была точно такой же по размеру и расположению комнат. Правда, мебель поинтереснее: стулья с резными спинками, старинный стол с ножками-тумбами, комод, высокое, в человеческий рост, зеркало и дубовый шкаф.
Баба Лена заварила им чаю, достала из шкафчика варенье и конфеты. Теперь они рядышком сидели на уютной кухне, возле раскрытого, затянутого марлей от мух и комаров окна. Картина, как говорится, дышала покоем, можно было подумать, что Лизавета по-соседски забежала на огонек.
– Ты поешь, поешь сладкого-то, чаю выпей, – строго сказала баба Лена. – Помогает успокоиться. На тебе вон лица нет.
Лизавета попыталась улыбнуться, но углы рта поползли вниз, со стороны это больше напоминало плаксивую гримасу.
– Не думай, что ума лишилась. Все с твоей головой в порядке. Дело в другом.
«Успокоила! Еще неизвестно, что хуже».
– Вы тоже их видите?
Ответа не требовалось. Баба Лена пожевала губами.
– Я знала, что рано или поздно начнется… Ждала. С недавних пор почуяла, это всегда чувствуется. Все кругом будто двигается, с места сходит. А начинается со снов, сны к их миру ближе всего. – Баба Лена поправила платок. – Плохо, что они нынче крови попробовали. Теперь совсем худо станет.
Старуха укоризненно глянула на Лизавету, и та не выдержала:
– Что за «они»? Вы можете нормально объяснить, по-человечески? Я ничего не понимаю!
– Объяснить-то я могу. Чего знаю, того не утаю, только знаю не так уж много. – Хозяйка дома понизила голос, обращаясь словно к себе самой: – Одной тебя не хватило бы, еще кто-то был, кто-то сильный… А муж твой что? Видит?
Лизавета устало кивнула: да, есть такое.
Насколько непредсказуема жизнь, и плевать, что ты заранее ее расписал и распланировал. Приезжаешь в место, про которое все известно: тишь, глухомань, скука. А потом оказывается, что ты, эдакий носитель городского прогрессивного мировоззрения, нарушил принятый порядок, испортил то, что до тебя функционировало нормально, – и теперь хнычешь, просишь помощи у такой вот бабы Лены, к которой (чего уж там!) относился чуточку свысока.
Старуха будто бы прочла ее мысли, усмехнулась одними глазами. Глаза были большие и ясные, яркого травянисто-зеленого оттенка, не выцветшие, не водянистые, как у многих стариков. Прежде Лизавета этого не замечала, но теперь видела, что в молодости баба Лена была настоящей красавицей.
– Я расскажу, только сперва ты скажи, когда вы наведались в шаманские дома?
– Шаманские… Это три дома в лесу?
– Моя мать и бабка их так называли. Когда же?
– В субботу. Мы хотели к водопаду попасть, но заблудились и вышли к ним.
– А дальше? – поторопила баба Лена.
Лизавета рассказала обо всем. И про то, что дома наводили оторопь, у них с Яном и мысли не было там переночевать, и про то, как палатку поставили на поляне, и про то, как Лизавета оказалась внутри.
Когда она говорила о темных углах, свече и старухе в доме, баба Лена прикрыла глаза и зашевелила губами, точно читая молитву.
– Нехорошо это, – пробормотала она, – ах, нехорошо! И с той поры что вы видели?
Когда Лизавета дошла до того места, как она отбила у Полудницы ребенка, во взгляде бабы Лены появилось уважение; а когда завершила свою повесть, старуха вздохнула:
– Осмелели. Силу почувствовали, окаянные.
– Теперь ваша очередь, – проговорила Лизавета. – Вы обещали!
Баба Лена сделала глоток из чашки. Напиток остыл, но она не обратила внимания. А когда начала рассказ, уже и Лизавете стало не до чая.
– Моя бабушка звала земли, куда вы по глупости забрели, гиблыми. Место, говорила она, отравлено, и случилось это давно, столетия, а может, тысячелетия назад. Прежде оно, наверное, было самым обычным, хорошим, но потом почва и воздух – все прогоркло, и земли те сделались непригодными для человека. Гиблыми, – повторила баба Лена. – Понимаешь? Нельзя там никому жить, как нельзя есть протухшее мясо. Никто не селился, все стороной обходили.
– Почему это случилось? – спросила Лизавета, думая, какому умнику пришло в голову строить коттеджный поселок вблизи таких мест.
И как их с Яном угораздило попасть сюда…