Минуло две недели. Лучше не становилось, только хуже. Василий замыкался в себе, отказывался обсуждать свое состояние, огрызался в ответ на расспросы. Взял привычку озираться, точно ожидая нападения. Часто смотрел не пойми на что, напоминая в эти моменты кота, который нет-нет да уставится в стену, глядя на невидимое человеческому взору.
Бормотал себе под нос, прислушивался, спорил сам с собой, зашторивал окна и делал еще массу непонятных, нелогичных вещей, все более становясь похожим на помешанного.
– Когда это кончится? – в сердцах воскликнула однажды Зинаида и потом долгое время корила себя за этот вопрос.
– Думаю, скоро, – ответил Василий. – Скоро.
Обстоятельно ответил, будто тщательно все обдумав.
Все и впрямь кончилось – и кончилось вскоре, через два дня, когда Василий ушел в сарай, закрылся там и свел счеты с жизнью.
Но перед этим они с Зинаидой все-таки поговорили, пусть она ничего и не поняла толком из этого разговора.
– Родителей не было дома, они ушли к соседям. На крестины. Катюшу с собой взяли, так что мы с Васей остались одни, – рассказывала Зинаида дочери и племяннику.
Глаза у нее были грустные, и Роман подумал, что она часто спрашивала себя, мог ли давний разговор что-то изменить. Могла ли она сказать нечто такое, что заставило бы мужа отказаться от намерения убить себя? Но подобные вопросы обречены оставаться без ответов.
– Он сам начал, я-то перестала спрашивать, что с ним происходит. Вася сказал, лечить его не нужно, он не болен. Дескать, сам виноват, не послушал умных людей. Я догадалась, о чем он ведет речь, да и не надо было семи пядей во лбу иметь, чтобы сообразить. Спросила только: «Что с тобой стряслось?» Вася подошел ко мне, обнял, прижал. Помолчал немного, а потом ответил, что я все равно ему не поверю. И он сам себе не поверил бы, но есть вещи, в которые можно верить или нет, а они существуют. Какие, говорю, вещи? Как тебе помочь?
Зинаида подавила слезы.
Катины глаза стали еще больше, она вслушивалась в каждое слово: прежде мать никогда так много об отце не рассказывала.
– И что он ответил? – негромко спросил Роман.
– Вася сказал, что лучше мне не знать. Правильно говорят: нечего там людям делать, дурное место. И поселок плох, а дома еще хуже. Я и не поняла, что за дома. Кто, говорит, сунулся по дурости, тому не помочь. Я, мол, все перепробовал: в церкви был, книги разные читал, но их вижу и слышу. Кого, спрашиваю. И снова он сказал, что знать мне не следует. «Если бы и хотел, не смог описать, что происходит», – вот как он сказал. По его словам, чудовища всегда близко, приходят из ниоткуда и исчезают, чтобы появиться снова. Вид их сводит с ума, но хуже всего, что они могут стать опасными.
– Опасными? – одновременно переспросили ребята, подумав об одном и том же: их пока только пугали, не причиняя вреда.
– Василий говорил, они набирают силу. И силу эту дает им он, в том-то и состоит его вина: не полез бы, куда не следует, не было бы ничего.
– Почему он так думал?
Зинаида качнула головой.
– Не объяснил. В тот момент я не придала значения его словам, сказанное было ужасно, у меня в голове был полный сумбур, в основном думала о том, что Васю надо срочно показать хорошему врачу, специалисту. Прикидывала, к кому обратиться. Потом-то сообразила, почему он покончил с собой: думал, если его не станет, все прекратится, существа, которых он боялся, уйдут, ведь силу им будет черпать негде. Господи, какая дикость! Зачем же вы…
– А потом? – перебил Роман, чтобы не дать тете Зине развить тему.
– Родители мои с Катюшей вернулись, разговор прервался. А больше мы уже не говорили об этом.
– Мама! – Катя вскочила со стула. – Ты должна была все мне рассказать! Почему ты молчала?
– Это ничего не изменило бы, – вздохнула мать. – И что я должна была сказать? О чем тут говорить? Я считала, у него в голове помутилось. Видеть то, чего не видят другие, слышать голоса – плохие признаки, дочь. Чаще всего они свидетельствуют о том, что человек психически болен. Я медик, не забывай, я немало видела тому подтверждений.
– Папа ничем не болел, – отрывисто сказала Катя. – Он был здоров, и мы тоже. Чудовища существуют.
– Что нам сделать, чтобы они отвязались от нас? Тоже, как… – Начиная говорить, Роман почувствовал: лучше бы ему замолчать. А уж после того, как посмотрели на него Катя и тетя Зина, и вовсе смешался.
– Что делать? – Зинаида постучала кончиками пальцев по столу. – Первым делом домой тебя отправить.
Катя ахнула и взяла брата за руку, тот посмотрел на нее. Зинаиде подумалось, что дети очень сдружились, и в другое время она радовалась бы этому.
Роман слегка покраснел и нахмурился.
– Я никуда не поеду.
– Еще как поедешь! Не понимаю, в чем конкретно, но опасность существует. Не дай бог что, твой отец с меня три шкуры спустит.
– Не спустит. Вздохнет с облечением, если никогда меня не увидит. Я для него – сплошная головная боль.
– Ты ошибаешься! – Зинаида старалась говорить твердо, хотя ее затопила жалость к Роме. Не должен ребенок жить с такими мыслями. – Отец тебя любит, беспокоится и…