Гиблый Выходной

Маленькая женщина с девчачьей фигуркой медленно и боязливо двигалась мимо различных станков и аппаратов, мимо европоддонов в недоделанными межкомнатными дверями и еще неготовыми дверными полотнами, и с каждым шагом ей становилось все страшнее и страшнее. Она вообще была довольно впечатлительной женщиной, боялась мышей и насекомых и вообще всего необычного и подозрительного. Иногда она останавливалась и прислушивалась, ей казалось, что она слышит то, чего здесь быть не могло и от этого ей становилось еще жутче. То тут, то там ей мерещились тени и она почти вздрагивала и то и дело намеревалась подойти к электрическому щитку и включить свет хотя бы в этом цеховом квадрате. Но блеклый утренний свет, проходящий через окна, освещал цех относительно нормально и Люба Кротова решила все-таки обойтись без электричества, тем более, что не хотела привлекать к себе ненужное внимание пришедшего в цех Степы Коломенского, который, по его словам, должен был сейчас работать совсем в другой части предприятия – на лакокрасочном участке. Но если он увидит включенный свет, то подойдет, чтобы его выключить и обнаружит здесь пребывающую в странном одиночестве мастерицу. Как она объяснит ему свое присутствие? Она и так наврала ему что-то про какие-то документы.

Люба резко обернулась. Нет, никого нет. Это только тающие тени от станков и оборудования. Кротова поправила матерчатый рюкзачок на плече, и, собравшись с духом, преодолела последние метры, оказавшись возле вторых ворот цеха, из которых автопогрузчиком вывозят на склад поддоны с готовыми упакованными в целлофан дверями. Помимо нескольких готовых к вывозу поддонов тут неподалеку стоял упаковочный станок и несколько специализированных столов для окончательного ремонта дверей. Это место относилось не к участку мастера Любови Романовны Кротовой, тут командовала другой мастер – Вадим Образцов. Кротова испытывала к Образцову двойственные чувства: с одной стороны, несмотря на то, что мастер участка сборки-упаковки работал на «Дверях Люксэлит» менее года, он уже проявил себя как очень строгий и требовательный мастер, добивающийся от рабочих правильного выполнения своих непосредственных обязанностей, а с другой стороны – Вадим почти всегда занимал сторону генерального директора, а это сулило ему гипотетические шансы на то, что Вадим когда-нибудь может занять место заведующего производством, тем более что и сам генеральный директор Шепетельников ненавидит Образцова значительно меньше, чем Кротову. А почему? Люба усмехнулась, потому что знала ответ, так же как его знали и Соломонов, на чье место рано или поздно может сесть Образцов, так же, как и Шепетельников, который может в любой день уволить Соломонова (о чем среди рабочих в последнее время бродили упорные слухи). Суровый и хитрый Вадим Образцов умел угодить главному боссу, зато из рабочих выжимал все пролетарские соки и слезы, придираясь к самому мелкому браку и, по любому пустяку незамедлительно бегущему, минуя Соломонова, сразу к Даниилу Данииловичу и заставляющему виноватого писать объяснительные. Люба Кротова была не такой и, увы, ей приходилось нелегко маневрировать между двух огней: с одной стороны Шепетельников и Соломонов, с другой – весь ее заготовительный участок с шестьюдесятью одним человеком, двадцать три из которых были женщинами.

Кротова являлась как-бы прослойкой между верхами и низами и, соответственно, выслушивала и от первых и от вторых. Ей было трудно. Нервы держались только благодаря успокоительным препаратам и еще многолетней выдержки. Особенно сложно было в первые месяцы и годы работы, а сейчас, спустя семь лет (первые три года и ее десятилетнего стажа пришлись на выполнения обязанностей работницы-ремонтницы и станочницы линии кашировки) Люба кое-чему научилась. Не только как сглаживать пролетарские ежедневные косяки, но и как удерживать собственное душевное спокойствие и уравновешенность. Ей казалось, что у нее получается, хотя с каждым годом становилось все грустнее и грустнее. Годы-то идут! Время летит как ветер, как пурга за окном, а Люба Кротова все живет своим цехом, своим заготовительным участком, отдав в жертву бесперебойному производству межкомнатных дверей свою личную жизнь. У Люби не было мужа и не было даже намека на интимную жизнь, потому что Кротова все время проводила в цеху, ненормированно работая на производстве по шесть дней в неделю. Раз нет интимной жизни, то не было и детей. У Любы Кротовой не было на семью ни времени, ни эмоциональных сил, она просто-напросто выгорала на работе, приходя домой полностью опустошенной и нервной. Голова всегда была забита производством.