Гиблый Выходной

– Главного? – вздрогнул тот, что с пистолетом. – А! Да-да, нашли… нашли… А че?

– Че, правда, нашли? – встрепенулся Нилепин. – Где? В кабинете?

– Э… Нет, по правде сказать, мы его не нашли. Мы… позвонили по телефону.

– А! Вот как… Слава богу…

– А че?

– Да ниче. – Пятипальцев кивнул на оружие. – А это че у вас? Пушка, да?

– Это? Да какая же это пушка, ты че? Это просто… зажигалка. Да, я вот показывал моему уважаемому корешу, как она работает. Только она не работает, потому что газ кончился… Кончился газ и она не работает, а вы подумали, что это пистолет? Да, похож на пистолет. Но это не пистолет, совсем нет.

– А… ну понятно. Мы так и поняли.

– А вы куда несетесь? – спросил усатенький.

– Мы-то… да никуда.

– Понятно. Ну счастливо.

– Счастливо. Удачи.

И они оставили друг друга.

09:33 – 09:45

В настоящем мире, в мире где правят законы химии, физики, математики, в мире где пребывало тело мастерицы заготовительного участка, где она жила и неумолимо старела, ее окружали деревообрабатывающие станки и поддоны с готовыми межкомнатными дверьми разных серий, включая новую линейку дверей для бань и саун, сделанных из чистого деревянного бруса, обшитые деревянными же панелями без использования лака. Это был мир станков и оборудования, деталей и трубопроводов, кабелей, поддонов, древесной стружки, цеховых металлоконструкций и высоких окон в мелкую квадратную рамку. Окна были очень пыльные изнутри и очень грязными снаружи, дневной свет они пропускали, но видимость была далеко не такая четкая как хотелось бы. К тому же окна располагались на высоте двух метров и выше, в них было видно только блеклое небо и снег-снег-снег. В этом реальном мире откуда Люба Кротова добровольно и осознанно вышла в, как ей казалось, мир промежуточный между этим и потустороннем миром мертвых, за окном мела метель, природой правил антициклон. Но то было где-то в другом измерении, где от Любови Романовны осталась ее физическая оболочка. Дышащая, смотрящая, сидящая на корточках перед кругом кроваво-алых свечей, продолжающая автоматически выполнять ритуальные действа. Наладив контакт со своей давно погибшей подружкой Анюшей, Люба Кротова истинно полагала, что ей удалось заглянуть за занавес, отделяющий ее мир от мира мертвых или, по крайней мере, войти в некий тамбур, в предбанник. Звучит, конечно, невероятно, но тем не менее факт остается фактом, как бы к нему не относились – связь с умершим человеком есть! Контакт налажен! И еще какой контакт! Иные силы, к числу которых причислялся и дух умершей Анюши, по каким-то своим причинам в качестве связующего звена выбрали кромкооблицовочный станок. Почему? Люба отбросила рассуждения на эту тему. Значит так надо.

Кротова была в религиозном трансе. Она всецело отстранилась от цеха, от трудовой обстановки, не замечая никаких раздающихся то тут то там звуков, человеческих речей и ударов. Все это было, но Люба этого не видела и не слышала ничего, кроме только одного завораживающего и сверхъестественного голоса, звучащего одновременно пленительно и отталкивающе. Это голос, которым Анюша общалась с Любой, а Люба с Анюшей. Две давние подруги детства, только одна давно умерла. Люба слышала только этот голос и тоннельным зрением видела только генерирующий этот голос шестиметровый двухтонный кромкооблицовочный станок фирмы «Filato» с постоянно поднятой крышкой-дверью, чтобы работницам и наладчику было проще его обслуживать. Голос Анюши беседовал с Любой Кротовой, убеждал ее, призывал к разуму и покорности судьбе. Как можно мягче и ласковей Анюша советовала Любе воздержаться от неразумных действий, за которые ей неминуемо воздасться. Анюша говорила, что у каждого человека своя судьба и не следует пытаться поменять замыслы Божьи. Если, говорил голос, Богу не угодно изменить мироустройство в пользу Любы и сделать так, чтобы исполнилась ее давняя мечта и ее назначили заведующей производством фабрики, значит у него на нее иные планы, а у нее в этой жизни другое предназначение. На вопрос: «Какое-же, Анюшенька?», потусторонний голос, немного помолчав, ответил: «Предназначение женщины быть любящей и любимой матерью и женой…»