Гибридная война

С другой стороны, российская политическая элита продолжала воспринимать Украину в качестве «младшего брата», и это отношение не претерпело серьезных изменений после распада Советского Союза. Августовский путч ГКЧП и его последующий провал[252] привели к «параду суверенитетов» на пространстве СССР, формально остававшегося неделимым до исторического решения Бориса Ельцина, Леонида Кравчука и Станислава Шушкевича в Беловежской пуще 7 декабря 1991 года [253]. Показательной выглядит реакция представителей «российской демократической общественности» на Акт провозглашения независимости Украины. «Уже через два дня Павел Вощанов, пресс-секретарь Президента Ельцина, сделал официальное заявление о том, что Россия оставляет за собой право ставить вопрос о границах стран, провозгласивших свою независимость. На следующий день мэр Москвы Гавриил Попов заявил на телевидении, что акты провозглашения независимости были незаконными и поэтому подлежат пересмотру»[254]. Как и прежде, в конце ХІХ — начале ХХ веков, российская либеральная идея исчерпывала себя, как только речь заходила об украинском национальном вопросе.

Впрочем, у самого Ельцина хватило настырности для демонтажа Советского Союза в кратчайшие сроки. Секрет последовательности российского президента прост: он пытался максимально оперативно заменить на большей части Советского Союза, коей была Российская Федерация, советских чиновников собственно российскими, дабы поскорее выстроить вертикаль власти и продолжить укрепление своих позиций. Ситуативно интересы Ельцина и Леонида Кравчука, ставшего первым украинским президентом 1 декабря 1991 года, совпадали и позволяли двум бывшим крупнейшим республикам СССР вести пусть не всегда простой, но в целом эффективный диалог.

В пользу Украины сыграло и внутриполитическое противостояние между Ельциным и Верховным Советом РСФСР, к которому примкнул первый и единственный вице-президент России Александр Руцкой. Он, как и представители российского советского парламента, не стеснялся называть Украину «временно потерянной территорией», не стесняясь предсказывать ее скорое возвращение в объятия Москвы. Такой была позиция значительной части российской элиты в начале 90-х годов ХХ века, и Украине было необходимо найти возможности для защиты собственного суверенитета.

В январе 1992 года Ельцин и Кравчук подписали соглашение, согласно которому Украине отошли 30 % кораблей Черноморского флота Советского Союза[255]. Злые языки утверждают, что Леонида Кравчука в тот момент куда больше интересовала судьба Черноморского морского пароходства, исчезновение которого до сих пор остается темной страницей первых лет украинской независимости. Еще один фактор, о котором не стоит забывать, — Ельцину не было смысла подписывать межгосударственные договора с Украиной в условиях существования в России парламента, который кремлевские пропагандисты зачастую называли «красно-коричневым», имея в виду большинство, представленное националистами и коммунистами. Никакие договоренности не были бы ратифицированы Верховным Советом России.

К особенностям парламентского воздействия на формирование политики России в начале 90-х мы вернемся чуть позже, пока же остановимся на ключевой проблеме отношений Украины с окружающим миром — факторе ядерного оружия. Наличие на украинской территории третьего по величине ядерного арсенала вкупе с резко ухудшающимся экономическим положением страны заставило США и Россию приложить максимум усилий для ядерного разоружения нашей страны. Сегодня часто можно услышать об ошибочности отказа Киева от ядерного арсенала. Боюсь, что 20 лет назад пространство для выбора было куда меньшим, ситуация усугублялась тем, что Соединенные Штаты продолжали воспринимать постсоветское пространство через призму России.

Необходимое отступление. На протяжении практически всего периода существования Советского Союза в Западном мире слова «русский» и «советский» оставались синонимами, что вполне отвечало интересам Кремля, пытавшегося создать «новую общность — советский народ». После краха СССР американские администрации (как республиканцы Буша-старшего, так и демократы Клинтона) продолжали смотреть на постсоветское пространство «московскими глазами», предпочитая воспринимать ситуацию в бывшем Союзе через призму восприятия российской элиты. Только к середине 90-х ситуация изменилась, во многом благодаря просчетам российского руководства во внутренней и внешней политике и осознанию заокеанскими политиками необходимости диверсификации подходов к диалогу с государствами постсоветского пространства.

Объективно говоря, в начале 1990-х годов у Украины не было возможности сохранить ядерный арсенал, этому не способствовали ни экономическая, ни политическая ситуация внутри страны, ни внешнеполитическая конъюнктура. Леониду Кравчуку только и оставалось, что маневрировать между центрами сил, дабы сохранить неожиданно обретенную Украиной независимость.