Гид по чаю и завтрашнему дню

– Вот она, моя красавица, – говорит папи. Но его карие глаза с нависшими веками говорят о другом. Станешь ли ты когда-нибудь той Лайлой, которую мы знали?

– Отлично выглядите, – говорю я. Так банально. Так плоско. Я чувствую запах кухни через экран. Апельсины, гуава, молотый кофе, но не тамале. Они слышат меня через экран? Слышат, о чем я мысленно кричу? Вы не будете есть тамале до моего возвращения! Пилар, Стефани и я готовили их с бабушкой по воскресеньям. Затем Пилар, я и Стеф. Теперь двое из них исчезли, и Пили не станет готовить тамале без меня.

– Теперь, когда ты обосновалась, у тебя есть все, что нужно? – спрашивает мами. Ты с кем-нибудь познакомилась? Тебе лучше?

Мне нужно, чтобы Стеф вернулась из Африки и поговорила со мной. Мне нужно, чтобы Андре понял, что он может найти себя и одновременно любить меня. Мне нужно…

– Пришлите пасту из гуавы. В Винчестере ее не продают, а заказывать онлайн – дорого. И кубинский кофе. Здесь миллиард кофеен, но эспрессо совсем не такой. Зато тут все помешаны на чае. – Я думаю об Орионе.

– Дай мне времени до понедельника, чтобы купить пасту, – говорит мами. – В «Стоп энд Шоп» будет распродажа.

Словно сама abuela вмешалась в наш разговор. Она всегда настаивала на экономии.

– Я подожду, мами. – Эдакий способ почтить ее дух.

Папи еще недолго разговаривает, затем шлет мне воздушный поцелуй и отправляется работать, но мами остается.

– Тебе нужно что-нибудь еще?

– Билет на самолет.

– Лайла. – Моя мама плачет над рекламой корма для щенят и милыми девчушками в пышных платьях, которые приходят к нам после церкви за сладостями. Ее рука взлетает и, как крыло, машет на грудь. Лицо искажается, глаза наполняются слезами. С ее уст вот-вот сорвутся истинные слова, подначенные болью и силой материнских чувств. – До сих пор? Ты до сих пор думаешь, что мы хотели отправить тебя к Каталине? Думаешь, мы не понимаем, как тяжело это расставание? Мы скучаем по тебе.

Но ничего из этого недостаточно, чтобы купить мне обратный билет. И я не знаю почему, но мне пришла в голову мысль: три потери, три месяца. Это была идея Пили? Она подставила в одно из своих бухгалтерских уравнений меня – сестру, которую она знает и любит?

– Мы скоро купим тебе билет. Обещаю. – Мами шумно заглатывает воздух. – Но в твоей поездке есть и плюсы, да? Кейт сказала, ты работаешь на кухне. Как она?

Только слово «кухня» не позволяет мне сбросить звонок.

– Высший класс, – говорю я, припоминая, что мами была здесь всего два года назад, когда папи подарил ей билет на день рождения. – Покажи мне улицу. – Покажи мне дом. Мой район, мой мир.

Моя мама, как та кукла, у которой в зависимости от того, в какую сторону ее наклонишь, меняется выражение лица. Повернешь в одну – радостное лицо, в другую – грустное. Грустное лицо мами может с легкостью поменяться на заговорщическое, говорящее: «У меня есть новости». Мой экран заполняет второе. Затем она поворачивает компьютер так, что я теперь вижу большое кухонное угловое окно.

– Может, я не должна этого говорить.

Я мысленно закатываю глаза.

Не прошло и двух секунд, как я слышу:

– Я видела, как Анхель выходила из дома Чэни. – Она наклоняется вперед. – Sí, было примерно семь утра.

– Интересно. – Я слушаю вполуха сплетни о бывшей соседа, потому что смотрю на нашу улицу через маленькое компьютерное окошко.

Мами продолжает, обрывки ее новостей вызывают у меня воспоминания.

– Óyeme[49], сеньоре Кабраль удалили желчный пузырь…

Дети перед ужином играют на улице в бейсбол. Дикие петухи свободно бегают и вечно не дают мне подольше поспать. Дочка Глории репетирует игру на саксофоне в гараже.

– Вчера я видела маму Стефани у Дилларда. Я не стала подходить, но…

Кормушка для колибри, манговые деревья, Андре целует меня в своем серебристом «Камаро», припаркованном через три дома.

– Мами, они… – шепчу я. – Они все еще говорят обо мне? – Об Андре и Стефани? Как одна девочка умудрилась так быстро потерять столько людей?

– Cariño[50], не волнуйся об этом.

– Но что ты… – Меня прерывает странно настойчивый стук. Я обрываю мысль и разговор с мами, попрощавшись и пообещав себе позже спросить о сплетнях у Пилар. По другую сторону двери стоит Гордон.

– Джулс и Реми внизу. Спрашивают тебя, – говорит он. – Ну, точнее, нас обоих, но особенно тебя.

Меня? Я пожимаю плечами и следую за Гордоном вниз по лестнице. Он бросается вперед, когда мы оказываемся в фойе, и впускает Реми с Джулс внутрь с вечерней прохлады.