– Я слышал, что ты теперь разговариваешь. А жаль. Прибереги свое сквернословие для кого-нибудь другого, Гидеон Нав. Меня не интересуют обиженные крики рабов Девятого дома.
– Как ты меня назвал?
– Рабом, – повторил Сайлас. – Холопкой. Служанкой.
– Меня не интересуют синонимы, тухлая ты дрянь. Ты сказал: «Гидеон Нав».
– Виллан, – продолжил некромант Восьмого дома, копаясь в своем мысленном словаре. Колум смотрел на Гидеон, не веря своим глазам. – Подкидыш. Я тебя не оскорбляю. Я лишь говорю, кто ты есть, замена Ортуса Нигенада, жалкого сына зловонного Дома предателей и мистиков.
Мозг Гидеон забуксовал. Она словно вернулась в Дрербур и сидела, надув губы, потирая фрикционные ожоги на запястьях. Крики несчастной верной. Зеленые вспышки в рассыпчатой темноте. Жирный запах ладана. Женский плач. Кто-то крадет ее предназначенный для побега шаттл. Даже двое. Грустный и еще более грустная, чужие в Девятом доме. У нее оставались родственники на Восьмой…
– Ты говорил с сестрой Глаурикой, – медленно сказала она.
– Я говорил с Глаурикой после ее возвращения в родной дом, – сказал Сайлас, – а теперь хочу поговорить с тобой.
– Со мной. Рабыней, служанкой и всеми остальными словами, которые ты придумал.
– Да. Потому что ты выросла, служа убийцам, в племени убийц. Ты жертва Девятого дома еще в большей степени, чем другие.
Крошечная косточка в душе Гидеон перестала трепыхаться. Гидеон не бросилась, не влепила оба кулака куда-нибудь в белоснежную ткань или кольчугу. Из-за его слов, а еще из-за того, что пока еще не сталкивалась с Колумом из Восьмого дома напрямую и не горела желанием приближать это интересное занятие. Она сделала шаг вперед. Сайлас не отступил, но слегка отвернул голову, как будто у нее изо рта воняло. Глаза у него оказались очень темные, а ресницы густые и белесые.
– Не притворяйся, будто знаешь, что со мной было, – сказала она. – Глаурика не в силах была запомнить, что я жива, не думала обо мне, если вспоминала, и сказать тебе ничего не могла. Ты ничего не знаешь обо мне и ничего не знаешь о Девятом доме.
– Ты ошибаешься в обоих случаях, – сказал Сайлас, обращаясь к кому-то у нее за плечом.
– Докажи.
– Мы с братом Эштом приглашаем тебя выпить с нами чаю.
Она протерла глаза грязными кулаками и чуть не укусила один из них вместе с оранжевой жижей – такой гадкой, что из-за нее костяные осколки выпрыгивали из тела сами. Глаза тут же защипало от запаха.
– Прости, не расслышала. Мне показалось, что ты сказал: «Пошли попьем чаю», но это просто максимально тупо.
– Мы с братом Эштом приглашаем тебя выпить с нами чаю, – повторил Сайлас с выражением кроткого терпения, как будто в своей бледной башке он постоянно себя уговаривал. – Не приводи дочь Запертой гробницы, приходи сама и будь готова слушать. Никакой платы. Никаких скрытых мотивов. Просто приглашение стать большим, чем ты являешься сейчас.
– А кем?
– Инструментом своих угнетателей. Замком на собственном ошейнике.
Это уже становилось невыносимым. Она и без того провела очень длинную ночь и пережила несколько эмоциональных пыток, а еще таинственное убийство и мелкую личную драму. Гидеон скинула капюшон, сунула свободную руку в карман и пошла по коридору подальше от дядьев и племянников.
Сзади доносился голос некроманта:
– Придешь ли ты выслушать, что я тебе скажу? Прими решение.
– Иди в жопу, моль бледная, – сказала Гидеон и завернула за угол.
Она услышала слова Колума:
– Кажется, это «да», – но не услышала тихого ответа.
Гидеон потеряла способность сопротивляться ночным кошмарам. Ей хотелось, чтобы ее подсознательное ограничилось быстрым сном, после которого ей не приходилось бы просыпаться в холодном поту, но, как и многое в ее жизни, подсознательное разучилось работать и реагировать. Она оставалась наедине со своими ошибками, и мозг отказывался как-то скрывать их. Гидеон нужно было просто закрыть глаза, чтобы увидеть какую-нибудь дикую больную хрень.
Магнуса Куинна, спокойно пьющего травяной чай, а потом превращающегося в груду фарша, потому что она не находит сил закричать «Сзади!»
Кипящий котел с ароматной кашей и безвольным трупом Абигейл Пент, плавающим под поверхностью воды, пока Гидеон, обваривая пальцы, пытается выловить ее…
Исаак Теттарес, переворачивающий на себя бак с кислотой, который она не успевает вырвать из его слабых дрожащих рук…
Жанмари Шатур, чьи разбросанные руки и ноги продолжают двигаться, пока Гидеон застилает постель, которая становится все более мокрой, липкой и горячей…
Старый сон о матери, которая жива, которая существует в жизни Гидеон, чего никогда не было, и кричит: «Гидеон! Гидеон», а Гидеон смотрит, как карги из Девятого дома отрывают ее череп от шеи и раздается громкий треск…