Гидеон из Девятого дома

– Это не просто охранное заклинание, – объяснила она, – точнее, не только физическое. Оно сразу меня уведомит, если что-то материальное попытается пройти через… если пройдет, точнее. Я не хочу их останавливать, – добавила она, когда Харрохак начала перебирать костяные фрагменты в кармане, – я хочу понять, что пытается туда пробраться… как оно выглядит. Пойдем.

Лаборатория восемь совсем не походила на аккуратную лабораторию два с ее двумя отделениями и пустыми полками. Она оказалась огромной. Решетка из толстых черных прутьев отгораживала первую часть зала от второй, которая, насколько было видно в дырки решетки, представляла собой длинное пространство с клаустрофобно-низким потолком. Как будто в трубу заглядываешь. За дверью виднелась металлическая платформа на опорах и короткий лестничный пролет, перегороженный решеткой. Некромантка из Седьмого дома подошла к стене и щелкнула выключателем. Раздался тихий стон, и решетка потихоньку втянулась в потолок.

Без решетки зал показался ужасно пустым и серым. Только вещи нарушали монотонность серого металла и белого света: в дальнем конце виднелся металлический постамент, увенчанный ящичком из прозрачного стекла или плексигласа, а у подножия лестницы, примерно в метре от основания, от стены до стены тянулась черно-желтая полосатая линия. Между полосой и постаментом была добрая сотня метров: путь неблизкий. Все казалось очень простым, а значит, по опыту Гидеон, должно было оказаться жутко стремным.

И все же ее адептка уже спешила вниз по лестнице. Перед черно-желтой линией она остановилась, будто перед огненной стеной. Дульсинея спустилась тоже, тяжело опираясь на костыли. Последним пришел Протесилай.

– Если ты протянешь туда руку, то все сама увидишь.

Харроу еле сдержала крик боли. Она сунула руку в перчатке за линию, а теперь осторожно снимала перчатку, чтобы оценить ущерб. Гидеон уже попадалась на такое с Паламедом Секстусом, но зрелище было гадостное. Пальцы Харроу сморщились, ногти потрескались, и вся жидкость из кожи будто испарилась, так что рука сморщилась, как старая бумага. Некромантка помахала рукой в воздухе, как обычно делают при ожогах. Морщины медленно разгладились, а ногти срослись обратно.

– Не так уж и невозможно, – заявила Харроу, восстановив самообладание.

– Звучит обнадеживающе. И что ты будешь использовать?

– Телесную защиту, связь с кожей, точный фокус.

– Ну попробуй.

Харрохак медленно размяла пальцы. Гидеон смотрела, как она щурит глаза, которые превращаются в обсидиановые щели, опушенные густыми черными ресницами, а потом снова протягивает руку. Посыпались голубые искры, и Харроу отдернула руку, злая и удивленная. Пальцы ссохлись в жалкие искореженные веточки, ноготь с мизинца отпал. Края рукава истрепались и истончились, будто их погрызла моль. Гидеон сунулась вперед, ощущая смутное желание что-то сделать, но Харроу оттолкнула ее здоровой рукой, глядя на раненую, которая медленно восстанавливалась. Дульсинея с интересом смотрела. Протесилай стоял у лестницы.

Харроу сняла браслет с раненой руки, и ленты пористой костяной материи окутали ее кисть, а потом стали плотными костяными пластинами. Она протянула вперед руку в перчатке.

– Это не сработает, – мило улыбнулась Дульсинея.

Перчатка разлетелась костяной крошкой. Те крошки, которые попали за линию, распались пылью. Пластины опали с руки, рассыпаясь, не успевая долететь до пола. Харроу отдернула руку и в третий раз уставилась на искалеченную кисть. Потом тяжело осела на ступеньку – по виску сбегала капля пота. Рука медленно восстанавливалась.

– Какого хрена? – поинтересовалась Гидеон.

– Это два наложенных друг на друга заклинания, – пояснила Дульсинея, – нельзя сотворить два заклинания с общими границами. Это невозможно.

– Но это существует. Они не сплетены и не склеены, они действительно имеют общую границу. Очень тонкая работа. Те, кто это сделал, были гениями.

– Одна половина – это старение… А вторая – энтропийное поле, – сказала Дульсинея.

Гидеон проследила за взглядом Харроу: вдоль длинного, тускло блестящего поля неровного металла и до постамента, сияющего, как маяк. Харроу прикусила щеку изнутри – признак напряженных раздумий – и постоянно сгибала и разгибала пальцы, будто беспокоясь за их целостность. Она достала из кармана древнюю костяшку цвета слоновой кости и передала ее Гидеон.

– Кидай, – велела она.

Гидеон повиновалась. Бросок вышел хороший. Костяшка ударилась о поле довольно высоко и пролетела примерно полметра, прежде чем распасться дождем серых крошек. Харроу уставилась на осколки: они проросли новыми шипами и тут же обреченно съежились. Еще один взрыв – Харроу сжала руку в кулак. И потом ничего. Не осталось ни единой косточки.

Дульсинея восхитилась:

– Ужасно быстро.