Гидра-2. Криминальные истории 60-х

Отец был, кажется, в нетрезвом состоянии. Юрка вздрогнул. У него похолодели руки. Схватив Кузьку, он прижал его к груди. Что делать? Рядом несся бесшумный поток реки. Щенок возился на руках у Юрия, тянул морду к его лицу, пытаясь лизнуть. Дрожащей рукой Юра достал из кармана веревочку, привязал к ней камень, обмотал ее вокруг шеи щенка и, закрыв глаза, бросил его в реку. Послышался всплеск. Когда он открыл глаза, река по-прежнему спокойно и плавно несла свои воды. Поверхность ее была ровной и отражала серое осеннее небо. Юрий понуро побрел домой.

— Ты где шляешься? — встретил его вопросом отец. — Где тебя носит? Почему не занимаешься? Опять хочешь получить двойку? Опять, наверное, возился с этим собачьим отродьем. Где щенок?

— Нет его, — глухо ответил Юра. — Нет и больше никогда не будет.

Отец вопросительно посмотрел на Юрия.

— Ладно. Это мы еще проверим. Марш за уроки. И чтоб двоек больше не было. Шкуру спущу. Понял?

Юрий пошел в дом…

…Однажды зимой, когда стояли сильные морозы, Юрий подобрал на улице полузамерзшего воробья и принес его домой. Тайком от отца он посадил его в ящик, который сверху накрыл сеткой, и спрятал под столом. Вначале воробей вел себя тихо, а когда отогрелся и набрался сил, в доме раздалось его бодрое чириканье. Юра испугался, что отец может обнаружить воробья, и тогда не миновать скандала, а то и побоев. Он достал из кладовой старое зимнее пальто и завернул в него ящик. Воробей, видимо, испуганный темнотой, перестал пищать. Под пальто он оставался всю ночь.

На следующий день утром, когда отец уже ушел на работу, Юра, собираясь в школу, снял с ящика пальто. Воробей лапками вверх, неподвижно лежал на дне. Юра достал его. Он был мертв. Юра держал его на руке, и голова воробья беспомощно свисала вниз. Затем он вышел на улицу и, размахнувшись, со всей силой бросил его в сугроб…

Весной мальчишки наделали «оружия». Кто смастерил пращу, кто — лук со стрелами, кто — резиновые самострелы. Устроили соревнование на меткость попадания в цель. Стреляли в коробку из-под стирального порошка. Особенно метко стрелял из резиновой пращи-рогатки Юрий. Вскоре коробка была разбита. Ребята начали стрелять по птицам. Попали в воробья. Он упал на землю и, волоча переломанное крыло, попрыгал в траву. Первым к нему подбежал Юрий и поймал его. Воробей пронзительно и жалобно пищал, широко открывая рот.

— Я его отнесу домой и вылечу, — сказал Юра.

— А отец его все равно выкинет или убьет. Он же не разрешает тебе иметь птиц, — сказал один из мальчиков. Юрий молчал, он знал, что это действительно так. — Брось ты его, и давай стрелять по нему. Все равно он подохнет.

Юрий опустил воробья на землю. И тотчас в него полетели камни, стрелы, комья земли. Через несколько минут воробей, разбросив крылья, неподвижно лежал на земле. Но ребята продолжали стрелять и по мертвому. Потом снова переключились на живых. И Юрий наповал убил еще одного воробья, попав ему камнем в голову.

— Ты очень точно стреляешь, как снайпер. Прямо в голову попал, — сказал один из мальчиков, глядя на мертвую птицу, лежащую на ладони Юрия. Размахнувшись, Юрий молча бросил мертвого воробья в кусты.

Все лето Юрий не расставался с резиновой пращей-рогаткой. Он научился очень метко стрелять. На довольно большом расстоянии он без промаха попадал в птиц, кошек, собак. Ни одно встретившееся ему живое существо не уходило безнаказанным. Особое удовольствие доставляло ему бить птиц. От удара камнем они, как правило, замертво сваливались на землю. Он нередко уходил «охотиться» в лес и стрелял там по синицам, дятлам и другим птицам.

Осенью, когда начались занятия в школе, Юрий принес в свой 8 «А» класс подстреленную им синицу. Во время перемены он вытащил ее из портфеля. Вокруг собрались ученики. Они с интересом рассматривали птицу. Синица мелко-мелко дрожала и жалобно пищала. Юрий щелкнул пальцем по ее голове. Синица клюнула руку Юрия.

— У, гадина, еще клюется, — сказал Юрий и, взявшись руками за ее лапы, потянул их в разные стороны. Синица громко и тоскливо запищала, но Юрий продолжал с силой тянуть, пока не оторвал напрочь одну лапу. Конвульсивно дергающееся тельце синицы он бросил на газету, завернул его и понес из класса. Ученики молча и испуганно смотрели на него…

— Чего орешь? Я и так из-за тебя дома сижу. Прекрати сейчас же! Навязался на мою голову. Замолчи! Все ребята на улице играют, а я с тобой должен сидеть дома. — Старший брат Виктор, мальчик лет десяти, бьет по голове младшего братишку, лет четырех. Тот начинает кричать еще громче. — Замолчи, а то убью! — И он вставляет в открытый в крике рот брата пластмассовый шарик. Мальчик давится шариком и замолкает. Затем выплевывает его, и квартиру оглашает еще более громкий крик. Виктор зажимает ладонями уши. — Ну, крикун. Когда ты угомонишься? Чего тебе надо, ты можешь сказать? Возьми мой пистолет. Можешь пострелять. — Виктор протягивает игрушку брату, но тот бьет рукой по пистолету, и он падает на пол. Виктор дает брату затрещину. — У-у, дурак. Ну и реви, пока не надоест.