Гидроудар

— Безусловно, — кивнул инженер, — деньги в стране — только из США и Европы. Да и те — под конкретные программы, в число которых российская станция, понятное дело, не входит. Поэтому Бангладеш рассчитывается с нами, например, джутом.

— Джутом?

— Именно так. Джутовая ткань идет или на основу для ковров, или для мешков, причем мешки получаются из джута превосходные: например, хороший кофе можно возить только в джутовых мешках. Хотя, по правде сказать, я даже не знаю, как этот самый джут выглядит, — признался инженер, — да это и неважно.

Лавров подумал о том, что ведь и для него самого многие немаловажные стороны его собственной работы остаются неизвестными.

— Важнее, что джут — отличный биржевой товар. А с его реализацией наша сторона, в общем-то, не испытывает особых проблем, — продолжал инженер. — Если бы в ходе стройки не возникали тут и там типичные для третьих стран особые ситуации, на преодоление которых подчас приходится бросать лучшие силы российского менеджмента, было бы совсем здорово.

— Согласен.

— Ладно, пойду я потихоньку, — сказал инженер, — удачи вам на реке. И будьте поосторожнее, майор.

Батяня уже входил в ангар, когда прямо по взлетной полосе к ним на полной скорости с воем сирен и миганием проблесковых маячков подлетела полицейская машина. Из нее выскочил полицейский с каким-то портфелем в руках и со всех ног бросился к старшему офицеру, присутствовавшему в ангаре. Что-то быстро отрапортовав, он передал высокому чину портфель, козырнул — и исчез за дверью ангара. А чиновник полицейского департамента с улыбкой направился к Беляеву, сосредоточенно протиравшему забрало боевого шлема.

— Это ваш портфель? — перевел посольский толмач вопрос полицейского. — Вы можете опознать свое имущество?

У профессора даже тряпочка выпала из рук от неожиданности:

— Мой. Могу опознать. Это мой компьютер!

Он вырвал из рук чиновника портфель, судорожными движениями расстегнул «молнии» и вытащил ноутбук:

— Мой! По крайней мере, очень похож.

Ученый положил ноутбук на ближайший ящик, открыл крышку и быстро набрал код. «Виндоуз» загрузился, и разработчик невиданной оборонной системы издал победный крик:

— Мой! Сто процентов — мой! И все программы мои, в целости и сохранности!

Он бросился к чиновнику и схватил его за руки:

— Спасибо, дорогой! Вы — лучшая полиция в мире! Вы просто спасли меня! Вы даже не представляете, как многое вы для меня сделали. И для России тоже… — зачем-то добавил Беляев и покраснел.

Чиновник попросил ученого расписаться на каком-то бланке, подтверждающем, что у русских больше нет претензий к местной полиции, и с гордостью удалился, оставив за себя присутствовать на погрузке погибших полицейского чином пониже. А профессор снова бросился к компьютеру, радуясь, как ребенок, и с явным удовольствием щелкая по его клавишам.

— Ты смотри, нашли, — подошел к Батяне Саныч. — Это надо же — отыскать ноутбук в таком огромном городе!

— Да уж, — процедил Лавров, — что правда, то правда — нашли иголку в стоге сена…

Глава 12

Время здесь тянулось необычайно медленно. А с другой стороны, вполне возможно, что оно бежало и очень быстро. Вот только определиться с этим было сложно — его любимые часы, подарок от группы к недавнему юбилею, исчезли с руки бесследно, а других ориентиров, по которым можно было бы каким-то образом засекать столь привычные в обычной жизни минуты и секунды, здесь не было. Ни одного окна. Ни одного звука. Только бетонные стены, низкий потолок и энергосберегающая лампочка, безжизненным голубоватым светом освещавшая камеру.

Разгуляев вздохнул и перевернулся на другой бок.

Он все время вспоминал события того дня и никак не мог вычислить, в какой момент дал промашку. Когда споткнулся и упал в воду? Когда не сумел зацепиться за сцену, и течение снесло его ниже? Когда не заметил бревно, больно ударившее его по плечу — так, что грести сразу стало почти невозможно?

Наверное, потому он так и обрадовался лодке, вдруг залопотавшей дохлым мотором всего в каких-то десяти метрах от устало гребшего Василия. Он закричал, замахал здоровой рукой, стараясь, чтобы его поскорее заметили. И какое облегчение он испытал, как стало радостно на душе, когда лодка, взревев двигателем, заложила вираж, поворачивая к нему.

В плоскодонке сидели четверо парней. Со смехом и криками на абсолютно непонятном Разгуляеву языке они протянули ему руки и в одно мгновение втащили в лодку. Устало усевшись на дно лодки, Василий улыбнулся своим спасителям:

— Спасибо, ребята. Выручили меня. Сэнк ю!

— Руссо? — поинтересовался один из его спасителей, внимательно приглядываясь к певцу.

— Руссо, — кивнул Василий. И больше не помнил уже ничего — сильнейший удар по голове отключил его сознание.

А очнулся он уже здесь, в зиндане — бетонной яме, где прямо на полу валялись матрацы.

Он открыл глаза, и первое, что услышал, был возглас: «Ну, слава богу! Очнулся!» Над ним, стоя вокруг него на коленях, склонились трое, и в глазах их было что-то странное. Какое-то острое, буквально физически ощущаемое выражение. Страх? Тревога? Беспокойство за состояние его здоровья?