Гиганты и игрушки

Проект Айда обсудили во всех подробностях. Решения, правда, пока не приняли, но, так или иначе, положение прояснилось. Договорились снестись с устроителями космической выставки, с кинотеатрами, где пойдет новый фильм Диснея, и с газетами, которые будут печатать научно-фантастические рассказы, а через неделю собраться снова и принять окончательное решение.

Словом, джентльменское соглашение трех фирм было забыто. В тот же вечер я узнал, что «Аполлон» и «Геркулес» тоже не устояли против соблазна — они решили в середине июня провести распродажу. Эту информацию принес к нам в отдел секретарь одного из членов правления. Передав мне бюллетень, Айда плюхнулся на вертящийся стул.

В бюллетене вкратце излагались планы распродажи «Аполлона» и «Геркулеса», о которых до нынешнего дня ничего не было известно. Трудно понять, как просачиваются такие сведения. Но они просачиваются — это факт. А значит, и о сегодняшнем нашем совещании противникам уже известно. Итак, период дипломатической вежливости и лицемерия окончился. Я прочитал бюллетень. У всех на уме одно и то же: премии. «Геркулес» думал-думал и додумался: заманить детей зверюшками. В качестве главных премий фигурировали карманная обезьянка, сурок и морская свинка. Я не удивился. Живые зверюшки — куда симпатичней и к тому же гораздо конкретнее, чем наш космический скафандр, — ведь он призван лишь воздействовать на воображение. А в общем, и та и другая выдумка — не от хорошей жизни.

Но главный сюрприз был впереди. Заглянув в проект «Аполлона», я так и ахнул. Я не поверил своим глазам. Там жирным шрифтом были напечатаны всего полторы строки, но какие!

«Большая премия» — стипендия на весь срок обучения в начальной, средней и высшей школе.

Я поднял голову. Айда молча возился с авиамоделью. Я смотрел ему прямо в затылок, но он не обернулся. «Да, оплошал ты», — подумал я. Молчание его выражало боль и муку. Замысел «Аполлона» был воистину гениален, — и правда, зачем заигрывать с детьми, если можно взывать непосредственно к родителям? «Аполлон» стрелял прямо в лоб. А мы-то, слепые идиоты, гонялись за ребячьей мечтой! «Самсон» зашатался.

— Убили! — сказал я Айда, возвращая ему бюллетень.

Он закурил сигарету, затянулся, кивнул. Я со вздохом посмотрел на темнеющие окна. Стекла дрожали от вечернего шума, доносившегося со станционной площади. Борьба будет тяжелая — это ясно. Слишком уж часто мы жульничали с премиями — они так никому и не выпадали. Покупатели больше не верят нам. И дети и родители устали от бесплодных мечтаний. Разумеется, прочитав солидное объявление «Аполлона», они скептически усмехнутся. Но все-таки, когда ребенок попросит конфетку, родители сравнят обещания трех кондитерских фирм и, подавляя вздох, пойдут в магазин «Аполлона». И если даже ребенок больше не будет, клянчить сладкое, мать все равно забежит в магазин еще разок — есть в аполлоновском проекте этакая убедительность.

Храня хмурое молчание, Айда намазал столярным клеем опознавательные знаки реактивного самолета, налепил их на крылья, разгладил морщинки на плоскостях.

— Если мне не изменяет память, президент «Аполлона» — христианин, — сказал я. — Вам не кажется, что это его идея? Говорят, он запретил своей фирме выпускать ромовые бабы и конфеты с ликером — он же противник спиртного.

Щурясь от табачного дыма, Айда досадливо отмахнулся:

— Чушь! Просто конфеты с ликером не пользуются таким спросом, как карамель. Потому их и сняли с производства. Вот и все.

Наконец-то он оторвался от своей модели и поднял голову. Он ссутулился, глаза у него были усталые. Куда подевались напористость и изворотливость, которые помогли ему выйти победителем на совещании? Он сказал срывающимся голосом:

— Видно, есть у них башковитые ребята.

Некоторое время мы молча курили. В комнате эхом отдавался шум шагов на площади. Шаги приближались, удалялись, скрещивались. Людской поток за окнами все еще не иссяк. Шуршали машины, посвистывали электрички.

— Здорово они нас обскакали, чего там, — сказал я и стряхнул пепел с сигареты. — Но разница, в сущности, невелика — все равно премия выпадет на одного из миллиона.

Айда вскинул голову. Остро глянул на меня, словно усомнившись в моей искренности.

— Ну и что?! Мы же не просветительная организация! — бросил он резко.

Поднялся, швырнул сигарету на пол, примял ее ботинком. Когда я посмотрел на него, он уже пришел в себя. Распрямилась спина, развернулись плечи.

— Это и есть конкуренция!

В нем снова кипела энергия. На губах играла уверенная улыбка, слова были холодны, как клинок.

III