Гиганты

— Пожалуйста, — говорит он и дублирует мне прямую трансляцию с одного из носовых кластеров камер, указывающих в небо.

В сплошной облачности возникло нечто: яркая ямка в тёмном небе, похожая на палец, протыкающий крышу мира. Оно невидимо в видимом свете, скрыто потоками аммиака и углеводородными ураганами, но мерцает в инфракрасном диапазоне, как рябь тлеющих углей.

И я понятия не имею, что это такое.

Я рисую воображаемую линию через концы червоточины.

— Оно на линии, с учётом вектора смещения.

— Нет, чёрт, оно прямо на линии. Я думаю, что червоточина как-то провоцирует это. — взрывается Хаким — Его излучение — выше двух тысяч кельвинов.

— Значит, мы внутри звезды. — ровно говорю я и надеюсь, что для Хакима это будет хорошей новостью.

Если на этом всё — значит мы идём по расписанию.

* * *

Мы знаем ничтожно мало для того чтобы осмысленно продолжать проход. Неизвестно, насколько далеко мы от поверхности, она продолжает удаляться от нас. Неясно, насколько мы близко к ядру: оно продолжает набухать под тяжестью этой проливающейся атмосферы.

Всё, что мы знаем, это то, что температура растёт над нами, и мы ускользаем от жара вниз, давление начинает расти под нами, и мы взлетаем с ним вверх.

Мы — крапинки на животе какой-то рыбы в пустоте серединного океана, поверхность и дно для нас одинаково гипотетичны. Все наши ориентиры гораздо изменчивее, чем мы сами.

Шимп предоставляет нам свои оценки забортной неопределённости, обосновывая их показателями гравитации и нашей инерцией. Но даже те из них, которые чуть больше просто догадок, даже они есть у нас лишь благодаря повреждению червоточиной локального пространства-времени.

Мы растянулись по волне вероятности, ожидая когда коробка откроется, чтобы вселенная могла пронаблюдать, живы мы или нет.

Хаким смотрит на меня через Бак, его лицо мерцает в свете сотен фидов с камер.

— Что-то не так. Мы уже должны были пройти. — повторяет он в очередной раз.

Весь последний час он только это и говорит…

— Есть же границы вариабельности. — напоминаю я ему. — Модель.

— Модель… — он издаёт короткий горький смешок.

— Основываясь на всех этих зеттабайтах, собранных в прошлом, мы отправились в путь прямиком через красный гигант. Не модель, а дерьмо. Один ик магнитного поля, и мы бы уже падали вместо того чтобы пройти.

— Мы всё ещё здесь.

— Именно, в этом и проблема.

— И здесь всё ещё темно.

Атмосфера пока ещё достаточно плотная, чтобы скрыть ослепляющий интерьер Суртра от нас в отсеке.

— Темнее всего перед рассветом. — мрачно говорит Хаким и указывает на светлеющий мазок инфракрасного излучения над головой.

Шимп не может объяснить этот феномен, несмотря на все свежие данные реального времени, которые он запихивает в свои уравнения. Всё, что мы о нём знаем — чем бы это ни было, оно не сдвинулось от нашего вектора смещения и становится всё жарче. Или, может быть, ближе. Трудно сказать определённо. Наши чувства затуманены такими расстояниями, и мы не собираемся высовывать головы над облаками для лучшего обзора.

Чем бы это ни было, Шимп не думает, что оно стоит беспокойства. Он сказал — мы уже почти прошли.

* * *

Шторм больше не замерзает при ударе. Он плюёт и шипит, мгновенно превращаясь в пар. Непрекращающиеся молнии стробят небо, останавливают анимацию вздымающихся мозаичных монстров из метана и ацетилена.

Божий разум мог бы выглядеть так, если бы Он был эпилептиком.

Мы иногда ему мешаем, блокируем какой-то божественный синапс в середине разряда и тогда миллион вольт пронзает корпус, базальтовая заплатка превращается в шлак, или Эри слепнет на очередной глаз. Уже потерян счёт камерам, антеннам и радарным блюдцам, которых мы лишились. Я просто добавляю очередную метку, когда ещё одна фасетка вспыхивает и темнеет на краю коллажа.

Хаким этого не делает.

— Проиграй снова. — говорит он Шимпу. — Вот этот фид. Как раз перед тем, как оно начало задираться.

Последние мгновения последней жертвы: испещрённая кратерами шкура Эри, обнажения пластов полупогребённой машинерии. Молния просверкивает на левой ступени, пронзая плавник радиатора на полпути к нашему комковатому горизонту. Вспышка. Банальная и слишком знакомая фраза:

— Нет сигнала.

— Снова. — говорит Хаким. — Страйк на средней дистанции. Останови здесь.

Три разряда, пойманные с поличным, теперь я вижу: Хаким наткнулся на нечто странное. В них есть нечто отличающееся, что-то менее случайное, чем фрактальные бифуркации отдалённой молнии. Другой цвет — слишком много голубоватого по краям — и они меньше. Разряды в отдалении — массивные. Эти же, искривляющиеся по коре, выглядят не намного толще, чем моя собственная рука.

Они сходятся к какой-то яркой массе, едва выходящей за пределы диапазона камеры.

— Статический разряд какого-то рода. — предполагаю я.

— Да? Какого именно?

Я не вижу ничего похожего в текущей мозаике, хотя в переборках мостика ещё столько окон, а наших камер на поверхности всё ещё тысячи. Даже мой линк не может обработать столько каналов одновременно.