Гилгул

– Что? А, да бери, конечно. Саша протянул руку, спокойно взял пакет, и не меняя положения, ударил Костю ножом в горло. Он даже не испугался. И рука не дрогнула. Потому и лезвие вошло в чисто выбритое Костино горло уверенно. Примерно так же, как у Ангела Нахора. Костя откинулся назад. В глазах его застыло непонимание. Он схватился руками за распоротое горло, из которого длинной черной струей выплескивалась гонимая сердцем кровь, посмотрел на руку и рванулся к двери. Шатаясь, цепляясь за стену, оставляя на паркете черную дорожку. Саша вскочил, опрокинув стул, настиг его и ударил еще раз. В спину. И еще. Костя рухнул на пол, и тогда Саша принялся молотить оперативника, уже ничего не соображая, то ли от ярости, то ли от страха перед содеянным. Он бил и бил, пока пакет не разодрался в клочья. Он бил, даже когда Костя перестал шевелиться. Он бил, потому что его мир рухнул. Пришел он в себя только когда понял, что забрызгался кровью с головы до ног. И это было плохо. Нет, не то, что он убил, а то, что вот таким, избитым до полусмерти, окровавленным, ему не удастся выйти отсюда. А он должен выйти. Ему надо закончить начатое. Саша сорвал обрывки пластикового пакета с рукояти ножа, отер лезвие о Костины штаны и выпрямился. Словно во сне, он огляделся, подошел к столу и принялся рыться в бумагах. Где-то здесь лежало подписанное Костей постановление об освобождении из-под стражи. О его, Саши, освобождении. Он переворачивал папки, вытряхивал из них документы на пол, отбрасывал ненужные листы за спину, искал, искал, искал, но треклятое постановление словно сквозь землю провалилось. И вдруг он понял. Не собирался Костя его отпускать. С самого начала не собирался. Подписали бы бумаги Татьяна и профессор, нет ли, значения не имело. Саша перевернул мусорную корзину. Так и есть. Вот она, его скомканная, замызганная свобода. Он аккуратно разгладил постановление, сложил, сунул в карман. Затем спокойно подошел к вешалке, снял Костино пальто и кепку и напялил их на себя. Собрав со стола кучу бумаг, Саша отер ими туфли и штанины. Не ах, конечно, но все попристойнее. Затем перевернул мертвое тело, двумя пальцами откинул полу пиджака и попробовал вытащить из наплечной кобуры пистолет. Тот никак не хотел поддаваться, а Саша, глухо матерясь себе под нос, продолжал его дергать, пока не сообразил отстегнуть клапан. Он и сам не понимал, зачем ему пистолет. Перестрелки устраивать Саша не собирался, но… может, застрелить Предвестника будет проще? Это ведь тоже считается за пролитую кровь? А вот сумеет ли он еще раз полоснуть человека ножом – большой вопрос. Хоть тот и Предвестник Зла, но вид-то у него вполне обыденный. Еще неизвестно, один ли он заявится. Впрочем, неизвестно, заявится ли Предвестник вообще. Сунув пистолет в карман пальто, Саша вытащил из замка ключ, вышел в коридор и запер дверь. Затем, беспечно насвистывая, спустился на первый этаж и оказался на улице. Он попытался проскочить через пропускной пункт «дурой», но ничего не вышло.

– Гражданин, повесточку предъявите, – напомнил ему лейтенант.

– Какой же я вам гражданин? – пробормотал Саша, доставая постановление и протягивая его лейтенанту. – Я вам товарищ. Лейтенант внимательно изучал постановление, а Саша все четче понимал, что не верит лейтенант ни маскараду этому бестолковому, ни бумажке «липовой».

– Подождите минуточку, – попросил лейтенант. – Я должен проверить…

– Не надо проверять, – тихо сказал Саша, доставая пистолет. – Не надо, я тебя прошу. Не заставляй меня стрелять, ладно? Я не хочу тебя убивать. Лейтенант смотрел на пистолет, а Саша никак не мог решить, что же ему делать. Наконец, он протиснулся через турникет и, спрятав оружие в карман, зашагал вниз по Петровке. Он успел пройти метров десять, пока за его спиной не прозвучал заполошный окрик: «Стой! Стой, стрелять буду!!!» И тогда Саша побежал. Тело болело так, словно в нем не осталось ни одной целой кости. За спиной хлопнул выстрел, но то ли лейтенант плохо целился, то ли палил в воздух, Саша не услышал даже свиста пули. Он свернул в одну из узких боковых улочек, забежал в первый попавшийся двор, забрался в мусорный контейнер и захлопнул крышку. Здесь было темно и тепло. Хотя и воняло. Ну и что? А разве все остальное, мир или его бесконечная жизнь, не воняло?

***

«Когда Октавиан, в сопровождении десятка легионеров, вошел через преторские ворота в лагерь, один из часовых, несущих караул у палатки претора, отдернул полог и предупредил находившегося внутри Антония:

– Проконсул здесь, император‹Император – почетный титул, аналог верховного военачальника.›. Антоний пожевал потрескавшимися от солнца губами, сказал задумчиво:

– Когда услышишь шум, доставай меч, входи и бей Октавиана в спину. Или в лицо. И не бойся. Я избавлю тебя от ответственности перед законом. Никто ни о чем не узнает.

– Хорошо, император, – кивнул легионер.

– Но если предашь меня – берегись.