Я держался, как мог, чтобы не взорваться, словно баллончик с газом. Я корчился, чтобы не закричать, но в конечном итоге нашел в себе мудрость и потушил пыл. Я ответил:
– Мы можем поговорить наедине?
– Конечно, айда на террасу.
Я спокойно встал со стула и пошел за спиной Ивана. Когда мы оба оказались на террасе, Иван закрыл дверь, а после мы налетели друг на друга. Мы прыгали, точно две блохи, задыхаясь от кучи вопросов, которые орали в глотки друг другу.
– Где тебя черти носили?! – кричал он.
– Я так рад тебя видеть! Так рад! – кричал я.
Мы дергали друг друга за одежду, Иван захватил мою шею своим фирменным приемом и тянул меня за волосы, я улыбался. После он долго оттирал руку от моего маргарина, не понимая, во что вляпался.
В тот момент я подумал, что Иван – это все, что мне нужно для победы. Этот парень обладал всеми качествами, которыми не мог обладать я. Он был смелым и сильным, он был выше меня и от этого мог видеть куда дальше, чем я. Тем более у него было стопроцентное зрение, точно у ястреба. Он мог раздавить в руке сырое яйцо, не прилагая усилий. Я сам видел.
Когда мы устали перебивать друг друга, не получая ответов, мы расхохотались. Наш смех был таким громким и заразительным, что я уже смеялся над Иваном, а он – надо мной. А потом он кое-что крикнул:
– Семь лет, братан! Где тебя носило семь лет?! – Он схватил меня за плечи и тряс, смотря мне в лицо.
А я в буквальном смысле остолбенел.
Теперь Иван двигался очень медленно. Он открывал рот и что-то кричал, но я не понимал ни слова. Я будто был под водой, а он кричал мне с берега. За мое путешествие на Гиллиус я расплатился семью годами своей жизни. Возможно, лучшими годами, какие у меня могли быть. Только теперь я это понял. Я трепал друга за плечи и не узнавал собственных рук. Привычные мне, тонкие, как у девчонки, запястья теперь обрели форму других, каких-то чужих рук. Их покрывал ковер из волос.
Но я не мог себе позволить отчаиваться. Я должен был принять свое изменение сию секунду и двигаться дальше. Мои подаренные времени года не значили ровным счетом ничего по сравнению с настоящими проблемами, какие сейчас переживает Гиллиус.
В итоге мы утихомирились и уселись на скрипучий диван, который в былые времена, могу поспорить, был светлого цвета. Иван тут же предложил выпить. В любой другой день и при любых других обстоятельствах я бы ни за что в жизни ему не отказал, но мне пришлось стереть с лица довольную гримасу и заявить:
– Я пришел по другому поводу Иван. И мне не до пьянки. Нам нужно очень серьезно кое-что обсудить.
Моему другу сделалось страшно, его глаза расширились, когда он понял, что я не шучу.
– Ты просто все бросил и исчез, – сказал он. – Как ты мог?
– Ничего я не бросал. Так получилось. Я все это время был в доме.
Теперь его лицо скукожилось. Он пододвинулся ко мне ближе и прошептал:
– В каком смысле?
Он смотрел на меня как на безумца. Возможно, я им и являлся. Я собирался рассказать ему страшную тайну о существовании совершенно другого мира, полного чудес и настоящих монстров. Скажите, пожалуйста, кто бы в такое поверил? Я не осмеливался открыть рот, чтобы начать свой нелепый рассказ. Иван по-прежнему на меня таращился, ожидая, когда я что-то отвечу. Эта пауза становилась долгой. Такой неприлично долгой, что Ивану становилось еще более страшно.
– Тебя держали в заложниках? – в ужасе предположил он. А потом ахнул, прикрыв рукой рот: – Насиловали!
– Чур тебя! – ожил я. – Все было совсем не так. Все было обоюдно, то есть… – Я помолчал. – Я шагнул в картину и попал в другой.
Я смотрел на обалдевшие глаза своего друга.
– Во что другой? – Он потянулся ближе, ожидая ответа.
Я продолжил голосом зажеванной кассеты:
– М-и-р.
После этого Иван встал и скрылся в кухне. Когда вернулся, в его руке был длинный стакан с черничного цвета вином. Он уселся рядом и, не останавливаясь, опрокинул в себя всю посудину.
– Я был там все это время, Иван, – продолжал я доводить друга. – Я шагнул в эту картину и оказался в Дымке. Там меня встретил Лиллипутус, он дал мне языковой шарик и часы. После я попал в место под названием Лисник. Там была девчонка с длинными ушами и зелеными волосами. Она боялась, что я мог бы быть темным гиллом, но все обошлось. Оказывается. – Я прыжком преодолел расстояние до Ивана и теперь сидел к нему так близко, что наши ноги соприкасались. – Оказывается, что мой отец – хранитель той самой картины! Сначала он оставил мне свой дневник, где нарисовал существ обеих сторон Гиллиуса. А когда я попал туда лично, то меня там все знали, представляешь?
Тут Иван выставил руку ладонью вперед и сказал:
– Запомни мысль. Я сейчас. – И ушел в кухню.
Я глотал слюну от нервного возбуждения. Еще следовало рассказать о королеве Тоэллии и Зергусе, говорящей крысе, привидении Риса, двухголовой девчонке, о летающей лошади, квадратном цветке, о том, как я ел землю, как отделился от тела. Я загибал пальцы.