Гиллиус: светлая сторона. Книга 1

Уверяю вас, Иван мог продолжать дальше, но Лиллипутус его тормознул серьезной физиономией. Мне самому сделалось страшно.

– Если ты забудешь свой код, можешь погибнуть, – не мигая, проговорил он.

На этой ноте он вынул из-под стола коробку. На дне грустил языковой шарик. Иван его взял.

Я про себя повторил код своего друга, чтобы запомнить.

– А теперь идите сюда, голубчики, я вас заряжу.

Мы, как два послушных голубка, примкнули к рукам Лиллипутуса. Он сжал наши головы, и мы получили энергию. Я-то уже привык, но Иван, не ожидавший такой удивительной силы толчка своих органов друг об друга, взвизгнул. После мы поплелись от стола Лиллипутуса.

⁂

Мы шли по белому пространству Дымки, под нашими ногами появлялись кусочки каменной дорожки, а те, на которые мы наступали, тут же исчезали. Проявляющиеся лучики солнца постепенно начинали греть кожу. Все, как и в прошлые посещения, я улавливал отдаленные звуки жизни на Гиллиусе. Голоса, пение птиц, звук того, как ветер играет с листьями ослепительных, подсвеченных изнутри деревьев. С каждым нашим шагом становилось теплей, а звуки – все громче.

Деревья благосклонно нам поклонились, а маленькие красные цветочки под ногами прижались к нашей обуви, словно родные.

Я вдохнул полной грудью и почувствовал себя в такой безопасности, словно маленький мальчик в объятиях мамы.

– Я свободен, Иван, – проговорил я. – Наконец я чувствую себя дома.

Иван же, как и я в первый раз, охал и ахал, трогал цветы, которые тянулись к пальцам, точно живые, нюхал листву, разглядывал насекомых и все говорил, говорил, говорил… Говорил о том, как он рад, что находится на Гиллиусе; потом – как он зол, что находится на Гиллиусе; затем – почему он никогда не знал о Гиллиусе; позже – о том, как хорошо, что он не знал о Гиллиусе. Водил хоровод вокруг одного дерева, трогал его руками, обнимал ствол, пока не упал.

– Богданыч, а может, ты чего мне в кафу подсыпал, а? И на самом деле сейчас я сижу посреди супермаркета и громко смеюсь? Скажи, что так и есть, скажи – и мне легче от этого будет. Бог мой, на небе три солнца, – прощебетал он и плюхнулся всем телом на травку. – Все, хороните меня здесь, я лишился рассудка…

Я завалился рядом, и мы уставились на хрустально чистое небо. Дух всего живого захотел нас повеселить или чтобы у Ивана окончательно съехала крыша и напустил на нас сверху золотые, переливающиеся между собой снежинки, которые медленно, словно маленькие балерины на сцене, кружились, падая на наши тела, и исчезали.

– Чтоб я сдох, – прошептал Иван. – Я вижу, как с неба сыпется конфетти.

Это были прекрасные две минуты. Мы были довольны, расслабленны и премного благодарны судьбе, что она привела нас в этот дивный мир.

– Ладно, пошли. – Я стал подниматься. – Нужно дойти до Водяного дворца.

Иван имел весьма странную, на мой взгляд, привычку. Он вытягивал вперед шею, как гусь, при этом сводя вместе лопатки. Такое секундное, никому не понятное телодвижение.

– Что это было? – однажды поинтересовался я.

Иван отмахнулся:

– Да, этикетка.

Невидимую этикетку на футболке сзади он поправлял, когда собирался встретиться с хозяином дома (задолжал по счетам); еще, когда увидел в витрине гарпун величиной с танк «Катюша»; дважды, когда проиграл в «автоматы» (еще одна его страсть); и однажды перед встречей с Ранкой (тогда мы два дня марафонили).

– Ага, этикетка, как же, – разоблачил я его.

Было странно видеть, как Иван «поправлял этикетку», когда мы стояли на краю водопада. Он спросил:

– Это тот, где можно дышать?

Я кивнул, смотря на его бледный вид:

– И чего ты напрягся? Вроде сопеть от страха высоты это не твое.

– Дело не в этом, Богданыч. – Он помолчал, потирая затылок. – Это сколько же рыбы там водится?

Тогда я узнал, что он «поправлял этикетку» еще и когда возбуждался. А после, хочу заметить, зная о моем страхе высоты, он схватил меня за одежду, и мы оба упали вниз. Я визжал, не смыкая век.

Слушайте, как я прикололся за это над Иваном.

Когда мой друг, окрыленный чудесами морскими, с открытым ртом все там разглядывал, я приметил стайку необычных рыб. Подозвал Ивана. Он был так удивлен, что можно, как собак, их гладить, что стал щекотать их брюшки, как щекотал бы розовые животы младенцев.

– В нашем мире за такую отвалили бы не меньше трех сотен, – подметил я. Это были рыбы с двумя хвостами. Они лениво крутились возле моего друга. – И это только за одну, – уточнил я.

Здесь в голове Ивана произошла революция. С одной стороны, он мог бы поймать несусветное диво (тем самым потешая свое эго), с другой – продать улов за ложку алмазов. Причем цену он мог набивать, пока его оппонент не свалится в обморок. От предвкушения такого мероприятия он сделался бледным, точно белила.

Он хватает одну рыбину, которая ближе всего была к его руке, и возбужденно горланит:

– По триста евро за грамм!