Здесь я первый раз в жизни задумался, что Иван любит детей. Я не относился к этому обществу. Я скорее старался его избежать. Все эти разговоры о подгузниках и первых соплях меня жутко нервировали. А еще, с какой скоростью дети могли все испачкать. Я к ним не лез, а они – лезли. Где была справедливость?
Невзирая на приставучесть этого паренька, я все же взял в руки игрушечное пианино. И какую вообще мелодию можно было сыграть на инструменте со звучанием, похожим на скрип старого стула?
– Отпад, – брякнул я. – Ладно, сейчас что-нибудь сбацаем.
Единственное, что я мог вспомнить, – это «Лунная соната» Бетховена, которую мне играла тетя Агата. Мне невольно приходилось тоже играть, потому что ей это нравилось. Не могу сказать, что я был великим маэстро или смог сыграть эту мелодию до конца, но вступление и динамичный кусок первой части – запросто. Вы, наверное, вконец убедились, что я размазня.
Я уселся на землю, потому что так я мог сыграть в обе руки. И я начал играть.
В моей голове вспыхнули обрывки воспоминаний жизни с тетей Агатой: то, как она играла мне, пока я кемарил на диване; то, как она старательно намазывала мне бутерброд маслом, потому что не могла терпеть в хлебе пробелы; то, как она громко смеялась над моими плоскими шутками. А потом перед глазами возник ее гроб, разрезая мои воспоминания на черные полосы. На глаза навернулись слезы, и я стал сильнее стучать по клавишам, будто пытался заглушить в груди боль, выплескивая эмоции на мелодию.
– Ну-ка дай-ка, – садясь рядом, сказал Иван и пододвинул к себе пианино. – Теперь моя очередь.
Кажется, Иван что-то играл, или он просто тыкал по клавишам двумя пальцами, я не могу вспомнить. В моей голове отчетливо пронесся ураган из смертей, и каждая из них была все больнее. И когда умерла моя тетя, тогда… тогда я сломался.
Миг радостно нам хлопал, когда Иван, судя по всему, закончил играть. Я поднялся на ватные ноги и кивнул ему на благодарственные за игру слова, после он убежал.
Иван потрепал меня по голове:
– Идем, старик. Время не ждет.
Мы ворвались во дворец. Иван запнулся о стоячую на ступеньках гигантскую вазу, и она с грохотом понеслась на двести ступенек вниз, словно разбивающиеся тарелки о кафель.
– Упс, – скривил он лицо.
На шум выбежал Харос с оголенным мечом и было уже хотел перерубить нам кочерыжки, но тут увидел, что это я, и его лицо с разъяренного перешло в недовольно мягкое.
– Аккуратность, мальчик, одно из правил настоящего война, – заявил он. – Воин иногда должен быть бесшумным и скрытым! Только тогда он поистине может рассчитывать на победу!
– Абсолютно с вами согласен, – вылез из-за меня Иван. – В моем мире настоящие мужики пожимают друг другу крепкие руки в знак уважения и приветствия. – И он подхалимски протянул ему руку. Харос ее пожал. – Меня зовут Иван, – продолжал он. – Бескрайне рад нашему знакомству. А вы, как я вижу, бесстрашный воин самой королевы?
– Харос. – Его пятки ударились друг о друга. – Имею честь.
И мне показалось, что они, обнявшись, пошагали вперед. Вот почему я не мог так же?
Я преодолел последнюю ступеньку и вошел в Мирный зал. На воздушном троне сидела королева Тоэллия, рядом с ней стоял Харос, напротив – Зергус со своей уродливой крысой на плече, рядом с ним – Летта. И, конечно, там была Галлея. Я был безутешно подавлен, но, увидев свою обворожительную принцессу, не смог удержаться от улыбки влюбленного человека. Она мне ответила тем же.
Я уверенно шел через весь зал, чтобы встать рядом со своим другом. Повернулся на Зергуса, он слегка покачивал головой, Мерзкий Марф подозрительно помалкивал в тряпочку, наблюдая за мной. Летта испуганно меня разглядывала, а Харос так напрягся, что за толстыми складками его лица, я не разобрал эмоций. Я поравнялся с Иваном и сказал:
– Наверное, я должен вам все объяснить.
Они с недоумением на меня глядели.
Королева спросила:
– Мне не кажется, что ты выглядишь старше?
Этот вопрос интересовал каждого. И я не мог от него увильнуть. Я взглянул на принцессу, она, не понимая, что происходит, разглядывала меня.
Вам когда-нибудь приходилось в таком объясняться? Я не знал, что сказать, молча хлопал ресницами.
– Все в порядке, – на выдохе изрек я. – Это плата за счастье. За счастье видеть тебя, Галлея. – После этого ее щеки вспыхнули кровавым огнем.
Тоэллия и Харос одновременно перевели взгляд на Галлею и, видя ее такой смущенной и одновременно счастливой, отвели глаза, понимая, что уже произошло непоправимое. Летта заулыбалась и отвернулась. Зергус просто молча стоял, ведь для него ничего не было неожиданностью. Марф, кажется, ничего так и не понял.
– Что за лопух рядом с тобой? – крикнул мне крыс. – Мы такого не знаем!