Гильотина для госпитальера (сборник)

— Не беспокой его, — ответил капитан. — Не каждый день приходится вершить судьбы мира.

Ещё через пятнадцать минут сержант с тревогой сказал:

— Надо взглянуть, не отдал ли он там концы? Полицейский осторожно приоткрыл дверь и шагнул в комнату. И тут же донёсся его сдавленный вскрик:

— Капитан, идите сюда!

Капитан, схватив бластер, кинулся на зов. Он был готов к любым неожиданностям, но только не к тому, что предстало перед его взором.

Сомус сидел, сосредоточенно нажимая клавиши дисплея. Экран трёхмерного компьютера таинственно мерцал.

— Чёрт возьми, что это такое? — воскликнул капитан.

— Он зарядил наркопрограмму. Вместо того чтобы голосовать…

— Чёрт побери! Теперь он считается невменяемым, подлежит лечению в клинике и голосовать не имеет права…

Браконьеры

— Лаврушин, ты маньяк, — вновь занудил Степан, поправляя тяжёлый рюкзак на своём мощном борцовском плече. — Зачем ты заволок меня в эти заросли?

Спор этот длился уже три дня и обещал продлиться ещё минимум двое суток — как раз запланированное время похода.

— Повторяю для непонятливых, — кинул Лаврушин, худосочный очкарик лет тридцати с подслеповатыми глазами и топорщащимися усиками. — Тебе нужна была перемена обстановки. Ты зачах в лаборатории за компьютером. И вообще — ты проклятый городской мутант, взросший на выхлопных газах и заводских выбросах.

Тебе нужен кусок дикой природы, пара десятков километров в день через бурелом и свежий воздух. Возражения?

— Если б я знал… — вздохнул Степан, перекладывая рюкзак на другое плечо.

— По таким болотам Сусанин поляков не гонял.

— Посмотри, какая красота, — Лаврушин остановился и вздохнул полной грудью, оглядываясь. — Первозданная природа.

Чаща была ничего себе — нетронутая, глухая. Великаны деревья с покрытыми мхом стволами врастали в почву могучими корнями. Везде попадались истлевшие коряги, и лицо Степана с отвращением кривилось, когда сапог утопал в их трухлявости. Было полно грибов, в основном — породистые поганки на тонких ножках. Ломиться через чащу было нелегко. А тут как раз пошли овраги.

— В таких краях стоят избушки на курьих ножках, — воодушевлённо произнёс Лаврушин. — Именно здесь лешие чувствуют себя привольно. И при призрачном лунном свете плещутся в озёрах русалки.

— Нам только нечисти и недоставало. Нет, ты мне скажи, стоило лететь три часа на самолёте, чтобы топтать эти коряги? Да ещё не сегодня-завтра приблудный медведь задерёт, если перед этим зеки беглые не попадутся или браконьеры не подстрелят.

— Нытик ты. И пессимист.

— А я и не скрываю, — пожал плечами Степан, и рюкзак сполз на землю, ударив его по ноге. — Не-ет, — застонав от боли, прошипел он. — На все красоты теперь — только из окна туравтобуса. За лесом — в Сокольники. За зверем — в Московский Зоопарк!

— Злыдень. Держать зверей в зоопарке негуманно.

— Кто бы говорил о гуманности, садист ты… К чёрту все эти заповедники!

Ненавижу!

— Кстати, есть теория, что Земля — тоже своеобразный космический заповедник. Высшие цивилизации оставили её, как кусок нетронутой природы. И дают человечеству жить здесь, как оно хочет.

— Кандидат наук Лаврушин на любимом коньке по имени аномалыцина. Бред!

Пошли дальше, Сусанин…

Степан поднял рюкзак, сделал шаг вперёд, и…

Сначала послышался разбойничий посвист. Потом — сухой щелчок. Блеснула молния и врезала по мшистому стволу дерева в двух метрах от Степана.

Друзья застыли на миг в изумлении. И тут зазвучало залихватское: «У-люлю!» Лаврушин резко обернулся и ощутил, как ноги его слабеют, а голову наполняет какой-то туман. Ведь то, что он видел, просто не могло быть на самом деле. Из-за кустов выглядывал ПРИШЕЛЕЦ!

В том, что это именно пришелец, сомнений было немного. Огромные уши существо будто позаимствовало у Чебурашки. Лицо тоже вышло из-под карандаша пьяного мультипликатора. Двумя руками оно придерживало солнцезащитные очки, спадающие со здоровенного носа-картошки. Две оставшихся руки по-ковбойски стискивали рукоятку предмета, весьма напоминавшего пистолет.

«В научно-фантастических романах это называется бластер», — мелькнуло в голове Лаврушина. Следующая мысль-порыв была проста и понятна — надо сматываться!

Он сиганул вперёд, будто прыгал в бассейн, оцарапал руку о корягу, чудом ничего не сломал, вскочил и увидел, как блеснувший луч впился в замершего Степана. Тот повалился на землю. У Лаврушина сердце сжала холодная рука. Он не мог поверить, что его друг погиб. Но убиваться по этому поводу не было времени.

Лаврушин прыгнул в овраг. Перекатился через голову. Поднялся на ноги, опять упал. Перед глазами мелькнула ослепительная молния. Он отпрянул, бросился в другую сторону, но опять мелькнула молния. Его будто гнали по низу оврага.

Он, спотыкаясь, побежал вперёд. Затылком ощущал на себе чужие холодные взгляды. Он ждал, что из-за деревьев блеснёт молния. Под ногами хлюпала вода струящегося ручейка. Из-за дерева справа и сзади метрах в семидесяти возник ещё один четверорукий силуэт. Беззвучный выстрел ударил в трёх метрах перед Лаврушиным.

— Мазилы, — прохрипел беглец, пригибаясь.