Гильотина для госпитальера (сборник)

Он оглянулся. Сзади метрах в ста маячили ещё трое пришельцев. Они тоже бежали по дну оврага, но достаточно неуклюже, так что расстояние увеличивалось.

Враги начали беспорядочную стрельбу, но или они действительно были мазилы-профессионалы, то ли оружие оставляло желать лучшего.

«Неужели оторвусь?» — подумал Лаврушин, напрягая силы. И почувствовал ледяную волну на затылке. Он понял, что появилось ещё НЕЧТО. И ему совершенно не хотелось знать, что же именно. Не хотелось оборачиваться. Но он обернулся. То, что он увидел, наполнило душу отчаянием.

Сверкая огненными призматическими глазами, его преследовало восьминогое чудовище. Ярко-жёлтая шкура была настолько гладкой, что, казалось, сделана из золота. Из огромной, как раскрытый чемодан, пасти высовывался длинный язык — он развевался как шарф. С неминуемой неизбежностью, как летящий снаряд, монстр настигал Лаврушина. За один прыжок он преодолевал десять-пятнадцать метров. И, как ни крути, Получалось, что от жертвы его отделяло шесть-семь прыжков.

Лаврушин всё ещё бежал вперёд, понимая, что это бесполезно. За спиной раздавались мокрые шлепки.

Он упал на землю. Ткнулся лицом в мокрую траву. Хотел подняться, но вдруг расслабился. Теперь уже всё равно. Не успеть!

Тяжесть навалилась на его спину — мощно, но как-то аккуратно, ничего не ломая и не корёжа. Лаврушин почувствовал, что его приподнимают, оттаскивают от ручья. Потом отпускают.

Лаврушин, опершись локтями о землю, приподнялся. Огляделся. Восьминог, облизываясь своим раздвоенным ярко-фиолетовым языком, лежал метрах в пяти в стороне, искоса поглядывая на жертву. Трое четвероруков остановились поодаль.

«Эх, если бы по честному, я бы каждого из них одним ударом», — непонятно для чего хорохорясь перед самим собой, подумал Лаврушин.

Четверорук неторопливо поднял бластер. Чёрный зрачок уставился в лицо землянина.

«Эх, как глупо жизнь кончается», — подумал Лаврушин и неожиданно для себя крикнул:

— Стреляй, фашист четверорукий! Всех не перестреляешь!

Ослепительный свет. Потом тьма.

* * *

Судя по положению солнца на небосклоне, очнулся Лаврушин часа через три.

Он как тигр был спелёнат в крепкую сеть, закреплённую на двух шестах. Недалеко от него в том же положении висел Степан. Вид у него был нарочито беззаботный, очнулся он пораньше своего товарища.

— Ты жив? — прошептал Лаврушин.

— А ты не видишь?

— Думал, пристрелили тебя злыдни. Даже жалко немного стало.

— Ох, спасибо. Кто бы мог подумать.

— Я бы никогда не подумал.

Друзья, несмотря на отчаянность положения, начали точить лясы. Чувствовали они себя неплохо. Как после обычного сна.

Степан начал лениво насвистывать песню Высоцкого «Охота на волков».

Шесты возвышались с краю просторной поляны. С другой её стороны стоял космический корабль. Больше всего он походил на слегка помятую банку из-под пива в десять метров высотой. Его цвет копировал цвет окружающей среды.

— Мимикрия, — сказал Степан, заметив, куда устремлён взор друга. — Корабль-шпион.

— Ага, — хмыкнул Лаврушин. — Агрессоры с Венеры. Давно ждали.

— На допрос потащат.

Однако допрашивать их никто не собирался.

Восьминог, положив на передние лапы тяжёлую голову и вывалив на траву длинный язык, дремал у звездолёта. Двое четверорукое собирали что-то вроде складных стульев. Один, в чёрных очках, разлёгся на траве, пялясь в голубое небо. Ещё один вытаскивал из люка какие-то банки, свёртки и коробки. По огромным синим ушам пришельцев от дуновения ветра пробегала рябь, как по водной глади.

Одеты гости из космоса были в разноцветные комбинезоны. Одежда была старая, потёртая. У одного на зелёном колене сияла лимонно-жёлтая заплата. У другого по спине шёл грубый шов.

Вскоре земляне уже могли различать их. Один был толще других, второй — худее, очкарик прихрамывал на правую ногу. Физиономии были сытые и нахальные.

— Высшая цивилизация, — заворчал Лаврушин. — Сброд какой-то!

— Ага. Пивом в розлив с такими мордами торговать, — согласился Степан.

Расставив стулья полукругом и разложив свёртки, толстый и длинный пошли к деревьям. У длинного в руке сверкнул предмет, похожий на зубную щётку. «Зубная щётка» прошлась по стволу тонкой берёзки, дерево, срезанное как бензопилой, упало. Его распилили на дрова.

— Лес портят, — произнёс Лаврушин.

— Да уж, — с каким-то мрачным, скрытым от посторонних пониманием произнёс Степан.

— Костёр, наверное, хотят запалить.

— Не без этого.

— И зачем им костёр? — протянул Лаврушин, пытаясь поймать ускользающую мысль. И вдруг его как током пронзило.

— Сожрут!

— Ага, — нарочито беззаботно согласился Степан.

— Зажарят и сожрут!

* * *

Солнце закатилось за лес, перед уходом плеснув на небо ведро алой краски, которую вскоре пожрала тьма. Лес наполнялся ночными звуками.

Несколько часов пришельцы не вылезали из звездолёта. Земляне висели на шестах. Мышцы страшно затекли. Лаврушин пытался раскачивать «гамак» в надежде на то, что шесты обломятся, но увлечься подобными бесплодными попытками ему не дали. Восьмилап приподнял бегемотообразную морду и беспокойно засвистел.

— Во, отдохнули, людоеды, — сказал Степан.