«Гильотина Украины»: нарком Всеволод Балицкий и его судьба

Обращает на себя внимание, что все внутренние процессы в циркуляре увязаны с активизацией украинской эмиграции, часть из которой не принимала «украинизацию» как искреннюю и долгосрочную политику большевиков, однако стремилась использовать ее как мощный рычаг продвижения украинцев на ключевые руководящие посты в УССР, в сфере науки и культуры.

Принципиально важно то, что в этом и других документах чекисты как бы дистанцируютсяот украинских «туземцев», неких «автохтонных» украинских националистов, говорят постоянно об «украинских шовинистах», «антисоветском шовинистическом элементе», «украинских сепаратистах» и т. п. То есть чекисты не считают себя органической частью территории, на которой им доводится работать, а все украинское априори воспринимается как «националистическое», как некая враждебная или в лучшем случае подозрительная «украинская общественность».

Поставленные задачи последовательно выполнялись. Сохранились, в частности, уникальные материалы ГПУ, раскрывающие механизм слежки за бывшим Председателем Украинской Центральной Рады, историком Михаилом Сергеевичем Грушевским, вернувшимся, как уже отмечалось, в Украину из эмиграции в марте 1924 г. Уникально уже то, что выдающийся ученый был взят на учет как «неблагонадежный» 20 июля 1924 г., то есть вскоре после своего приезда в Киев, хотя пристально следить за ним начали с самого прибытия.

В течение десяти лет, до самой смерти (в ноябре 1934 г.), Грушевский находился под постоянным наблюдением, а в его ближайшем окружении было немало секретных сотрудников, которые обстоятельно докладывали о настроениях, разговорах, намерениях, политических симпатиях и антипатиях, личных отношениях с другими деятелями их подопечного. 6 ноября 1926 г. Секретный отдел ГПУ УССР предложил уполномоченному разведки, ссылаясь на решение руководства ГПУ, взять Грушевского под внешнее наблюдение, что и было сделано. Академик в спецсводках проходил под псевдонимом «Старик».

И хотя М. С. Грушевский приехал в Украину с разрешения коммунистической власти для работы в Академии наук, чекистов особо волновал вопрос, для чего, с какой целью он вернулся, нет ли тут потаенных замыслов. Скрупулезно собирались и анализировались любые его критические высказывания в адрес большевистской власти, а также декларации о содействии развитию науки и культуры в Украине. Из этих сводок однозначно ясно, что академик как бы ведет двойную игру, стремится воспользоваться реалиями «украинизации» в своих «националистических» расчетах.

Вот, например, что сообщал 1 ноября 1926 г. секретный сотрудник под псевдонимом «Тычина»: «Я встретился с Грушевским дома, где у меня состоялся такой разговор. Я спросил Грушевского о будущем Украины. “Украина, – ответил Грушевский, – для меня дороже всего, и, возможно, потому я, как старый человек, могу смотреть на жизнь Украины с исторической точки зрения. В этом мое расхождение с коммунистами… Мы можем бороться с Россией, когда все украинские силы будут объединены…”»[342].

Уже в январе 1927 г. появился первый донос о том, что М. С. Грушевский якобы создал в Исторической секции ВУАН «враждебную политическую организацию», объединив вокруг себя «активных “хлопцев” от украинской контрреволюции» [343].

Аналогичным образом ГПУ УССР отслеживало и постепенно формировало мысль о «контрреволюционности» других выдающихся деятелей, стремившихся воспользоваться условиями «украинизации» для укрепления украинских научных и культурных сил. Кстати, в сообщения о М. С. Грушевском попали очень многие лица, которых впоследствии ГПУ включит в «Союз освобождение Украины» («СВУ»), «Украинский национальный центр» («УНЦ»), будет «монтировать» в другие дела в конце 1920-х – начале 1930-х гг.

Много делали чекисты и для того, чтобы «разложить», обострить противоречия в среде, как они выражались, «украинской общественности». Это приводило, в частности, к тому, что накалялись и без того напряженные отношения между разными деятелями украинской науки. Например, между сторонниками академиков М. С. Грушевского и С. А. Ефремова. Все это способствовало коммунистической «осаде», а затем, в конце 1920-х гг., и «штурму» ВУАН, которую, как было уже отмечено, властные структуры считали одним из бастионов «украинского национализма».

Всеволоду Балицкому пришлось непосредственно работать с тремя лидерами КП(б)У – Э. И. Квирингом, Л. М. Кагановичем, С. В. Косиором. Как свидетельствуют факты, он всегда находил с ними общий язык, в первую очередь благодаря постоянной поддержке действий каждого из упомянутых лидеров. В частности, он активно сотрудничал с Лазарем Кагановичем, возглавлявшим парторганизацию Украины с апреля 1925 по июль 1928 г.