Гильотина в подарок

– И это опять же не доказано, – возразил непоколебимый Антон. – Гребешь по мелководью, Костян. А между тем деталь выплыла нешуточная.

– Какая?

– Фотограф.

– Ну и что?

– А то, мой милый, когда я увидел мертвую Констанцию в кресле, первое, что мне пришло на ум, – она позирует!

– Так-так…

– Если ты помнишь, фотограф нам уже встречался в этом деле.

– Не помню. Когда?

– Фотокорреспондент из Васиной газеты, который сдавал Шведенко жилье.

– Его, кажется, звали Роберт Игнатьевич?

– Ну и память!

– Умыл ты меня, Антоша! Ох как умыл! Честно говоря, я не придал фотографу значения. А ведь тут есть над чем пораскинуть мозгами! Попробую связаться с Василиной. Не возражаешь?

– Связывайся, – усмехнулся Полежаев. – Но будь осторожен. Она теперь молодая вдова.

– А ты гони на книжную ярмарку и поменьше рассуждай, умник!

– Слушаюсь, товарищ начальник! – откозырял писатель.

Проходя мимо Аллочки, он шепнул ей на ушко:

– Разве можно хмуриться в такой солнечный день?

День и вправду выдался солнечным, но уже к полудню сгустились на небе тучи. Он не погнал на книжную ярмарку, как приказал следователь. Сначала необходимо было выяснить, что с Патей.

В подъезде дома на Патриарших он сразу бросился к почтовым ящикам. Ключей там не оказалось. Зато выпал конверт. Очень странный. Без адресата и без обратного адреса. Кто-то просто бросил его в ящик. Он крутил письмо в руках, не зная, что с ним делать.

«Вечный вопрос: вскрыть или не вскрыть? Как интеллигент, к тому же известный литератор, я не должен этого делать, а как сыщик – просто обязан. А как писатель-детективщик? Черт его знает! В конце концов я – жених и могу поинтересоваться, что пишут моей невесте!»

Договорившись с самим собой, Антон произвел вскрытие.

Невесте писали следующее:

«Птенчик! Не надо от меня прятаться! Есть разговор. Приду завтра в десять вечера. Не дури! Будь на месте. Принц Уэльский».

Он положил письмо обратно в ящик.

На Патриарших было, как всегда, уютно. Деревья стояли зеленые, ведь осень еще по-настоящему не наступила. Примитивно разрисованные двери кафе «Мастер и Маргарита» зазывно приоткрылись. Оттуда выполз некто в галифе. Антон предпочитал «Копакабану». До нее рукой подать. Но сейчас не до кафе, хотя от рюмки коньяка он бы не отказался. Нет, нельзя! Надо действовать!

Он присел на пустовавшую скамейку. По воде безбоязненно шныряли утки.

«Чего им бояться? Они уже вырастили новое поколение. Скоро соберутся в стаю и мотанут на юга. А я? В кругосветное путешествие? Теперь вряд ли. Неужели эта молокососка во что-то впуталась? Дуреха!»

– Ничего не замечаете? Ничего не замечаете?

Перед ним вырос тот самый, в галифе. Он был в сапогах и наглухо застегнутом кителе. В руках держал курительную трубку, подчеркнуто прижимая ее к груди. Крашеные волосы были зачесаны назад, а крашеные усы нелепо топорщились под картофельным носом. Водянистые глаза навыкате замерли в надежде.

«Боже мой! Психолечебницу, наверно, закрыли на ремонт! Сталины и принцы Уэльские разгуливают по Москве!»

– Ничего не замечаете? Ничего не замечаете? – продолжал трезвонить ему в ухо незнакомец. – На кого я похож?

– На Маргарет Тэтчер, – ляпнул писатель.

Тот поперхнулся в обиде. Скорчил Антону рожу. Показал язык. Улыбнулся широкой американской улыбкой, обнажив гнилые советские зубы. И начал спускаться к воде.

Наверное, пошел топиться.

Еремин же даром времени не терял, он намерен был действовать.

К Василине он направился прямо в редакцию, без предупреждения. В комнате, где сидели корректоры, стоял заплесневелый, чердачный запах, который не в силах были перебить даже самые стойкие духи.

Пять женщин с любопытством вытаращились на него. Василину было трудно узнать в очках, пускающих блики, с нелепой цепочкой, припаянной к дужкам и скользящей за шиворот. Но он узнал. По испуганным черным глазам.

– Вы? – только и успела произнести она.

– Мне нужно с вами поговорить!

Они вышли на свежий воздух.

– Чем вы там дышите?

– Я привыкла. Что-нибудь новое узнали о Лене?

– Нет, – разочаровал ее следователь. – Но в деле всплыли новые факты. Скажите, Василина, вы давно знакомы с Робертом Игнатьевичем?

– Что? – Она будто бы не поняла вопроса, но ему показалось, что женщина пошатнулась, и Константин подхватил ее под локоть.

– Что с вами?

– Кажется, немного переутомилась. – Она попыталась улыбнуться. – Почему вы меня спрашиваете о фотографе?

– Хотелось бы еще раз его допросить. Тогда, на той квартире, все получилось как-то в спешке. Да и говорили не о том, о чем надо. Он сегодня работает?

Она покачала головой.

– Он вообще больше не работает у нас. Уволился в понедельник.

– Вот как? Любопытно. А куда ушел – не сказал?

– Не темните, Костя. – В ее глазах стоял ужас. – Вы подозреваете его?

– С чего вы взяли?

– Вижу. Не слепая. Вы темните. А Роберт, или Роб, как его любил называть Леня, был вчера у меня в гостях.

– Что ему нужно? – насторожился Еремин.